Расколотое "Я"

Извне группа Их может выглядеть совсем по-иному. Это по-прежнему тип объединения, наложенного на многообразие, но на этот раз те, кто специально изобретают объединение, сами не являются его членами. Здесь я, конечно же, не ссыпаюсь на восприятие стороннего наблюдателя Нас — объединения, учрежденного изнутри самого себя. «Они» появляются в поле зрения как своего рода социальный мираж. «Красные», «белые», «черные», «евреи». Однако на человеческой сцене подобные миражи могут самоактуализироваться. Изобретение Их создает Нас, а Мы можем потребовать изобрести Их для того, чтобы переизобрести Самих Себя.

Один из наиболее гипотетических видов сплоченности между нами наблюдается тогда, когда каждый из нас хочет одного и того же, но не хочет ничего от другого. Мы объединены, скажем, общим желанием достать последний билет на поезд или заключить лучшую сделку на торгах. Мы могли бы с радостью перерезать друг другу глотки, но мы, тем не менее, ощущаем между нами определенные узы, так сказать, негативное единство в том, что каждый воспринимает другого как лишнего, и метаперспектива каждого человека показывает ему, что он лишний для другого. В данном случае мы разделяем желание присвоить одну и ту же общую вещь или вещи — пищу, землю, общественное положение, реальное или воображаемое, — но ничего не разделять между собой и не хотеть этого. Двое мужчин любят одну и ту же женщину, два человека хотят купить один и тот же дом, два кандидата хотят получить одну и ту же должность. Такой общий объект может одновременно как разделять, так и объединять. Ключевой вопрос состоит в том, может ли он быть отдан всем или нет? Насколько он дефицитен?

Объект может быть животного, растительного или минерального происхождения, относящимся к человеческому или божественному, реальному или воображаемому, единственным или множественным. Человеческим объектом, объединяющим людей, является, например, поп-певец по отношению к своим фанам. Все могут обладать им, хотя и магическим образом. Когда такая магия сталкивается с иным порядком реальности, обнаруживается, что идол рискует быть разорванным на куски беснующимися фанами, стремящимися оторвать от него хоть кусочек.

Объект может быть множественным. Две соперничающие фирмы вовлечены в напряженное рекламное состязание, причем каждая находится под впечатлением, что она отдает своих потребителей другой. Исследования рынка порой обнаруживают, насколько расколота фантазиями сцена таких социальных разнообразий. Законы же, управляющие восприятием, изобретением и подтверждением таких социальных сущностей, как «потребители», не открыты.

Обычной связью между Нами может быть другой. Этот Другой даже может не быть локализован как вполне определимые Они, на которых можно указать. В социальной сети сплетен, слухов, не признаваемой открыто расовой дискриминации этот Другой находится везде и нигде. Другой, который управляет каждым, есть каждый, находящийся в его положении — в положении не «я», а другого. Однако каждое «я» скрывает, что оно само является тем другим, которым оно является для этого Другого. Этот Другой есть переживание каждого. Любая личность ничего не может поделать из-за другого. Другой находится везде где-то в другом месте.

Вероятно, наиболее интимный способ, которым Мы можем быть объединены, — нахождение каждого из нас в одном и том же присутствии и обладание им внутри самих себя. В любом внешнем смысле это нелепица, но здесь мы исследуем вид переживания, который не признает различий аналитической логики.

Мы обнаруживаем, как этот демонический групповой мистицизм неоднократно вызывался в предвоенных речах на нюрнбергских митингах нацистов. Рудольф Гесс заявляет: «Мы — это Партия, Партия — это Германия, Гитлер — это Партия, Гитлер — это Германия» и т. д.

Мы являемся христианами постольку, поскольку мы — братья во Христе. Мы — во Христе, и Христос в каждом из нас.

Нельзя ожидать ни от какой группы, чтобы она держалась достаточно долго на чистом пламени подобного объединенного переживания. Группы склонны исчезать под атаками других групп или из-за неспособности выдержать опустошительное воздействие голода или болезней, внутренних расколов и т. п. Но простейшая и вечная угроза любой группе исходит из простого дезертирства ее членов. Это, так сказать, опасность испарения.

Под видом групповой преданности, братства и любви вводится этика, основой которой является мое право предоставить другому защиту от моего насилия, если он мне предан, и ожидать его защиты от его насилия, если я предан ему, и моя обязанность устрашать его угрозой насилия с моей стороны, если он не останется преданным.

Пусть не будет никаких иллюзий насчет братства людей. Мой брат — настолько же дорогой мне, насколько я дорог сам себе, мой близнец, мой двойник, моя плоть и кровь — может быть как солинчевателем, так и сомучеником, и в любом случае он, вероятно, примет смерть из моих рук, если решится посмотреть на ситуацию по-иному.