Расколотое "Я"

Впрочем, однажды она пришла вовремя и изумительно преображенная. Впервые на моей памяти она была одета по крайней мере с общепринятой опрятностью и без тех раздражающе странных черт во внешности и манерах, которые столь характерны для людей такого типа, но которые столь трудно точно определить. Без сомнения, в ее движениях и интонациях голоса присутствовала жизнь. Девушка начала беседу, сказав, что осознала, что отрезала себя от любых реальных взаимоотношений с другими людьми, что ее напугал образ ее жизни, и, кроме этого, она поняла внутренне, что так жить нельзя. Очевидно, произошло нечто, имевшее решающее значение. Согласно ее словам, и я не вижу повода в этом сомневаться, все эти мысли возникли после просмотра фильма. Она в течение недели каждый день ходила смотреть фильм «Дорога». Это был итальянский фильм про мужчину и девушку. Мужчина — странствующий силач, ездивший из города в город и показывавший свой номер: он грудью разрывал обмотанную вокруг него цепь. Он приобретает девушку у ее родителей, чтобы та выступала в качестве ассистентки. Он — сильный, жестокий, грязный и порочный. Он обращается с ней хуже некуда. По своему выбору он насилует ее, или бьет, или бросает. У него, похоже, нет никаких угрызений совести: он не признает ее в качестве личности, не проявляет ни малейшей благодарности, когда она пытается угодить ему или когда демонстрирует свою верность. Он ясно дает ей понять, что нет ничего, что она может для него сделать, чего бы кто-то другой ни сделал лучше. Она не может понять, какая польза от ее жизни, поскольку она отдана этому человеку, а для него девушка никчемна и бесполезна. Хотя в ее грусти и одиночестве нет постоянной горечи, однако она отчаивается из-за того, что ничего не значит. Она знакомится с канатоходцем из цирка. Она жалуется ему на свою незначительность. Однако, когда этот циркач просит ее уйти с ним, она отказывается, говоря, что, если она так поступит, у силача не будет никого, кто станет его терпеть. Канатоходец поднимает камешек и говорит, что не может поверить, что она абсолютно бесполезна, поскольку она наверняка стоит столько, сколько и камень, а камень на худой конец существует. Более того, он указывает, что от нее должна быть какая-то польза, хотя она об этом и не знает, поскольку она — единственный человек, которого силач не прогоняет. Большая часть очарования этого фильма заключается в героине. В ней совершенно нет хитрости или притворства. Все оттенки чувств проявляются просто и непосредственно в каждом ее действии. Когда силач убивает у нее на глазах канатоходца и скорее уклоняется от правосудия, чем признается в преступлении, она молчит и только хнычет: «Дурак болен, дурак болен». Она ничего не делает и ничего не ест. Когда, похоже, ей не становится лучше, силач бросает ее спящую зимой на дороге, оставляя на произвол судьбы.

Эта пациентка отождествляла себя с девушкой и в то же самое время видела себя противоположной этой девушке. Силач со своими порочностью, безразличием и жестокостью воплощал ее фантазию об отце и до некоторой степени фантазию обо мне. Но сильнее всего ее поразило то, что эта девушка, хоть отчаявшаяся и несчастная, не отрезала себя от жизни, неважно, насколько ужасна та была. Она не стала орудием собственного разрушения. Да и не пыталась она кривить душой. Девушка не была особо религиозна: она, похоже, не обладала — обладала не больше Марии — верой в некое Бытие, которое могла бы назвать Богом. Однако, хотя ее вера была безымянна, ее образ жизни в чем-то являлся скорее подтверждением жизни, чем ее отрицанием. Мария увидела все это как жуткий контраст своему собственному образу жизни. Ибо она почувствовала, что закрывала себе доступ к прощению и свежести творения. Даже героиня фильма могла смеяться над клоунами в цирке, испытывать трепет при выступлении канатоходца, находить утешение в песне и стоить не меньше гальки.