С «объективной», клиническо-психиатрической точки зрения нужно сказать, что произошла приостановка в процессе прогрессирующего шизофренического ухудшения, вероятно на органической основе. С экзистенциальной же точки зрения можно сказать, что она поборола стремление себя убить. Она увидела, что ее жизнь состояла в непреодолимом стремлении уничтожить собственную индивидуальность и стать никем. Она избегала всего, посредством чего ее можно было конкретно определить как действительную личность, вовлеченную в конкретные действия вместе с другими. Она пробовала действовать таким образом, чтобы ее поступки не имели никаких реальных последствий, и они поэтому едва ли могли вообще быть реальными поступками. Вместо такого использования действий, которое обычно имеет место при достижении реальных целей и, таким образом, становлении все более и более определенными через наши действия в качестве конкретных личностей, она пыталась свести себя к нулю, никогда не делая ничего конкретного, никогда, похоже, не находясь в каком-то конкретном месте в конкретное время с каким-то конкретным человеком. Она всегда находилась, как и все мы, в конкретном месте в конкретное время, но она пыталась избежать намека на это, будучи всегда абстрагированной, будучи «так сказать, где-то еще». Она действовала так, словно было возможно не «вкладывать себя в» свои действия. Попытка отделить себя от своих действий охватывала все, что она делала: работу, которую она, похоже, выполняла; знакомства, которые она, похоже, завязывала; все ее жесты и выразительные средства. Посредством этого она стремилась стать никем. Поэтому ее положение было сходным с положением Питера. Оба этих пациента чувствовали себя все более и более убежденными, что для них чистое притворство — быть кем-то и что единственный честный курс, который они могут выбрать, это стать никем, поскольку именно этим они могли себя «реально» ощущать. Такой процесс самоуничтожения представлял собой для наблюдающего за ним врача-клинициста не что иное, как процесс схождения с ума при schizophrenia simplex.
Как в случаях Питера и Марии, пациенты на описанной теперь стадии не испытывают чувства вины за конкретные мысли или поступки, которые они лелеяли или совершили. Если у них есть чувство вины в этом отношении, оно вытесняется гораздо более содержательным ощущением скверности и никчемности, которое атакует само их право быть. Индивидуум чувствует вину за то, что посмел быть, и двойную вину — за то, что не был, чересчур боялся быть и пытался убить себя если уж не биологически, то экзистенциально. Крайне необходимый фактор, препятствующий активному участию в жизни, способствующий изоляции «я», подталкивающий его на еще более дальний уход — его вина. Вследствие этого чувство вины становится приложенным к тому же самому маневру, который изначально был подсказан чувством вины.
Джеймс, например, рассказал следующий сон:
«Два атома двигаются параллельно, а потом они поворачивают назад и останавливаются, почти касаясь друг друга». Он показал руками их траектории. От этого сна он проснулся резко, в панике и с дурными предчувствиями.
Его трактовка этого сна состояла в том, что два атома — это он сам: вместо продолжения движения по своей «естественной траектории» они «разворачиваются сами на себя». Делая это, «они нарушают естественный порядок вещей». Дальнейшие ассоциации по данному сну раскрыли, что Джеймс чувствовал глубокую вину за свои собственные «развернувшиеся назад» взаимоотношения с самим собой, поскольку они представляли собой:
1) некую форму онанизма, то есть растрачивание своих творческих и производительных сил;
2) уход от действительных гетеросексуальных взаимоотношений и установление взаимоотношений между двумя частями собственного бытия, при которых одна являлась мужской, а другая — женской:
3) уход от взаимоотношений с другими людьми и установление внутри самого себя исключительно гомосексуальных взаимоотношений с собой.
Это высвечивает еще одну сложную проблему, состоящую в том, что при таких обстоятельствах взаимоотношения «я» с самим собой исполнены чувства вины, поскольку, как мы указывали раньше, оно создает в себе или ищет образ взаимоотношений, который «при естественном порядке вещей» может существовать только между двумя личностями и не может переживаться в действительности исключительно одним «я».
Расщепление «я» (два «я» Розы; состояние, представленное двумя атомами Джеймса) формирует основу одного из типов галлюцинаций. Один из фрагментов «я», по-видимому, главным образом сохраняет ощущение «Я»*.
*Прописной буквой обозначается индивидуум (англ. «I»), а строчной психологическая личность (англ. «self»). (Примеч. перев.)