Я не ответил, но с колотящимся в груди сердцем начал петь еще громче, приседая на обе ноги, что, как я очень надеялся, могло быть принято за походку пьяницы. Увлекшись опасным лицедейством, я не заметил, куда ступаю, и поставил ногу на осыпающуюся кромку песка над одной из многочисленных канав, которые пересекали это болото. Потеряв опору под ногами, я взмахнул руками и с громким плеском свалился в ледяную воду.
Задыхающийся и проклинающий про себя все на свете, я кое-как поднялся и выполз на более твердую почву, чтобы обнаружить, что все англичане дружно таращатся на меня и громко смеются. Похоже, я имел успех и полностью завладел вниманием публики. В насквозь пропитанной водой и грязью тунике и штанах, с пятнами ила на куртке, я гордо выпрямился и вскинул к небесам кулак, словно в знак благодарности за их приветствие. Можно было подумать, что моей единственной целью было развлечь этих олухов. Подняв флягу, я откупорил ее и поднес к губам, давая струе пива хлынуть мне в рот и дальше течь по подбородку, пока не зашелся в громком кашле. Я наклонился над землей, икая и хрипя, делая вид, что извергаю обратно все выпитое.
Наконец их веселье уступило место легкому беспокойству. Как я и рассчитывал, они оставили свой пост, чтобы прийти мне на помощь, спрашивая, кто я такой и что делаю так далеко от города и лагеря. Это было сигналом для Эдо с Уэйсом и их людей. Я надеялся, что смогу отвлечь англичан достаточно надолго, чтобы мои ребята успели сделать свою работу. От места, где я стоял, до кораблей было едва сто шагов; если они ненароком зашумят, или кто-то из охранников заметит, что происходит, наша диверсия провалится, даже не начавшись.
Когда англичане приблизились, я упал на колени, изображая кашель и старательно оплевывая землю передо мной. Это не помешало мне заметить, что вооружены они только саксами, а защищены лишь кожаными туниками и плащами. Все они были молоды, примерно того же возраста, что и Рунстан, любопытные и не очень умные. Конечно, это не были настоящие воины, иначе им не пришло бы в голову покинуть свой пост и оставить корабли без охраны.
— Вы в порядке, господин? — спросил один из них, очевидно, по кольцам на моих руках и мечу на поясе определив, что я важная птица. — Что вы здесь делаете?
Я сделал вид, что не слышу его, но закашлял еще громче и со стоном рухнул на бок, сжимая одной рукой живот, а другой флягу Серло: он огорчится, если я ее потеряю. Надо сказать, что дрожал я по-настоящему.
— Может, он заблудился, — сказал второй, все еще хихикая и наклоняясь ко мне ближе.
Их лица были скрыты тенью, и через полуприкрытые веки я не мог разглядеть их черты.
— Что с ним делать-то?
— Если мы бросим его, он, скорее всего, забредет в реку и утонет, — предположил первый. — Ну-ка, Вульф, помоги мне поднять его.
Я старательно изобразил хромоту, так что им обоим пришлось подпереть меня с двух сторон, чтобы удержать в вертикальном положении.
— Иисусе, какой он тяжелый, — сказал, отдуваясь Вульф, коренастый парень с длинными руками. — Как мы сможем дотащить этого кабана до дороги к лагерю?
Пока они обдумывали этот вопрос, я решил, что мне пора сделать второй глоток. Пока я возился с пробкой, Вульф попытался выхватить флягу у меня из рук. Громко крякнув, я отдернул ее назад так неожиданно, что его ноги заскользили по грязи, он потерял равновесие и к громкой радости своих друзей свалился в тот же поток, из которого только что вылез я.
Бог был на нашей стороне, потому что все они стояли спиной к реке, когда из костра были вынуты горящие поленья и факелы устремились к кораблям, где Эдо, Уэйс и их люди должны были закинуть огонь на нижние палубы, потому что именно там обычно хранятся весла и запасная парусина. Если им повезло и они успели обнаружить запасы пакли и просмоленные канаты, которыми конопатили щели в обшивке кораблей, то пламя разгорится еще быстрее. В любом случае, это не займет много времени.
В действительности все произошло даже стремительнее, чем я ожидал. Пока Вульф вылезал из канавы и стряхивал с мокрой одежды гниющие листья и глину, я заметил первые струйки дыма, поднимающиеся в ночное небо, такие тонкие, что, наверное, были невидимы для тех, кто не ожидал пожара; но с каждым ударом сердца они становились все гуще и темнее, сплетаясь друг с другом, извиваясь, как пять пальцев одной руки.
Именно тогда один из англичан, крепкий парень с близко сидящими у переносицы глазами, сказал:
— Это дым?