Расколотое небо

На следующий день Василий взял ружье тестя и под вечер принес зайца.

– Уже успел и кожу снять! – обрадовалась Варя. – А зачем голову выбросил? Можно было бульон сварить.

– Попал в голову, ее раздробило, так я отдал Туману, – объяснил Василий.

– Вот и хорошо! – согласилась Варя. – Пусть и у него будет праздник.

Варя разделила мясо на небольшие кусочки, часть поставила варить для супа. Хоть заяц был тощий, решила не делать наваристый бульон: такой нельзя будет сразу давать полуголодным детям, да и на дольше хватит. Остатки сложила в чугунок, закрыла крышкой. В сенях холодно, поэтому мясо может храниться долго. Спрятала чугунок под шкафом, для верности крышку придавила камнем, чтобы кошка не достала. Не приведи господи учует Маша мясо, лапкой сбросит крышку и утащит.

Ужинали, как всегда, при плотно завешенных окнах. Дети охотно поели, а Маргаритка миску вылизала так, что и мыть не надо.

– Вкусно! – сказала. – А еще дашь?

– Дам, но не сейчас.

– Можно косточку Маше дать?

– Конечно!

– Где моя Маша?

– Действительно, где же кошка? Я ее со вчерашнего вечера не видела.

Варя взяла косточки, вышла во двор.

– Кис-кис-кис! – звала она кошку. Варя заглянула в коровник, прошлась за хатой – кошки нигде не было.

Туман поднял голову, унюхал давно забытый запах, жалобно заскулил. Варя подошла к собаке, подала на ладони мелкие косточки.

– Ешь, пока Маши нет.

Туман еле поднялся. Пес так высох, что едва стоял на дрожащих лапах. Бока у него запали, спина сгорбилась, зад качался из стороны в сторону. Он понюхал ладонь хозяйки, захрустел косточками.

– Что-то ты совсем отощал, – грустно сказала Варя.

Собака мгновенно проглотила еду и снова с надеждой смотрела в глаза. Варя отпустила Тумана с привязи, открыла перед ним калитку.

– Иди, Туман!

Собака, которая всегда просилась, чтобы ее отпустили побегать, получила свободу и не знала, что теперь с ней делать. Покачиваясь, виляя задом, Туман прошелся по двору, посмотрел на хозяйку.

– Иди на волю, мой дружок, – сказала она. – Или выживешь, прибившись к стае одичавших побратимов, или погибнешь свободным.

Туман, будто поняв ее слова, вышел на улицу, в последний раз прощально махнул женщине хвостом и поплелся по пустой улице.

– Прости, Туман, – сказала ему вслед Варя.

Кошка не пришла и завтра, не было ее и на третий день.

– Что ты ее выискиваешь? – нервно спросил Василий, когда Варя в который раз все обыскала, даже лазила на чердак. – Она уже не придет!

– Откуда ты знаешь?

В Вариной голове промелькнула ужасная догадка.

– Сама не догадалась?!

– Так ты…

– Именно так! Не зайца я подстрелил, нет!

– Как ты мог?! – сквозь слезы вскрикнула Варя.

– Я должен был смотреть, как от голода пухнут дети? Я вижу, тебе какая-то кошка дороже детей!

Варя со всего размаха влепила ему звонкую пощечину.

– Не смей больше так говорить! – озверела она. – Сам сделал бы что-то путевое, если о детях заботишься! То на отца надеешься, то кота убьешь! Больше ничего не можешь! Ты не мужик! Ты – тряпка! – кричала она, не помня себя. – Сидишь дома, ни за холодную воду не берешься! Хоть бы какую-то ворону подстрелил! Нашел кого убивать – беззащитную кошку! Пришел домой, охотник чертов!

– Варя, доченька. – Отец обхватил ее сзади. Варя не слышала, как он зашел в хату. – Успокойся. Я что-нибудь придумаю, обещаю!

– Не надо вам ничего делать, – сказал Василий. – Я уже решил: завтра пойду в город искать подработку, если повезет, то найду.

– Куда ты пойдешь? – возразил Павел Серафимович. – Павел уже пошел. И где он сейчас?

– Принял решение – значит, пойду! – заявил Василий. – Собери мне что-нибудь в дорогу, – обратился к жене.

Глава 78

Василий ушел из дома с решительным намерением устроиться на шахту. Он планировал дойти до Лисичанска, до железнодорожного вокзала. От кого-то услышал, что там собираются люди, поэтому, может, кто-нибудь что-нибудь подскажет или посоветует. Соблазняло то, что на шахтах выдавали хлеб не только шахтерам, но и членам их семейств. Павел Серафимович напомнил, что на предприятия берут лишь через оргнаборы, к тому же действовала паспортная система.

– Я все равно попробую правдой или неправдой устроиться на шахту, – настаивал Василий. – В Лисичанске шахтерам на паек дают один килограмм семьсот граммов хлеба, а еще и на неработающих членов семьи по четыреста граммов. Представляете, как бы мы зажили?

– Думаешь, ты один такой умный? – скептически сказал Павел Серафимович. – Там таких, как ты, хоть пруд пруди. Возможно, шахтеры и не бедствуют, но в городах тоже людям не сладко. Слышал, что магазины пустые, за деньги ничего не купишь, а из сел люди туда бегут.

– Если бы никто не мог устроиться, то и не было бы там никого, – настаивал Василий. – Смотришь, кому-то и повезет. Буду надеяться, что посчастливится именно мне.

Василий ушел с надеждой в душе, неся за плечами сумку с буханкой черного хлеба, бутылкой молока и парой портянок. Он вернулся через неделю, уже без всякой надежды, однако с несколькими буханками хлеба в сумке и пудом мякины.