Расколотое небо

– Это уже когда возвращался назад. Днем шел через село, заглянул в крайнюю хату, хотел попроситься погреться и отдохнуть. Там на кровати лежала, закинув руки вверх, мертвая женщина. По бокам у нее – мертвые дети, а посреди хаты стоял вот этот узел. Я развязал его, а там мякина! Возьму, думаю, ведь мертвым он уже не пригодится, а соседи зайдут и заберут.

– Точно не украл? – строго глянул на него тесть.

– Вот вам крест! – Василий перекрестился.

– Мякина пригодится, – сказала Варя. – Муки немного осталось, так можно будет печь хлеб из мякины, добавляя муку. Все-таки на дольше хватит.

– Для тебя, Оля, есть хорошая новость. – Василий загадочно улыбнулся.

– Какая?

– Когда шел домой, неподалеку от Лисичанска встретил бандуриста Данилу.

– А Василько?!

– И мальчик твой с ним, целехонький и здоровый! – торжественно сообщил он.

– Слава тебе, Господи! – перекрестилась. – Как он там? Не молчи уже! Рассказывай! И надо же столько молчать?!

– Невероятно, но я встретил их на дороге! Идут двое навстречу, я не сразу понял, что это они. Почти поравнялись, смотрю, а это Василько ведет слепца!

– Как он там, мой мальчик? – допытывалась Ольга.

– Худенький, но, видно, не голодает. Мы пообедали вместе, они меня угостили таранью и даже кусочек сала дали.

– Спасибо добрым людям, – сказал Павел Серафимович, – что подают им.

– Василько всем передавал приветы, сказал, чтобы за него не беспокоились, они справятся, хотя и гоняют сейчас кобзарей.

– Не говорил, когда в село придут? – спросила Ольга.

– Данила сказал, что не раньше конца лета. Они преодолели большой путь, потому что шли из столицы на Донбасс. Кобзарь сказал, что нет смысла ходить по опустевшим селам, людям нечего подать, поэтому направятся они с Васильком на Донбасс, где заводы и шахты, там народ живет лучше, получает пайки и не умирает от голода. А когда созреет новый урожай, повернут в наши края, надеясь, что в селах будет к этому времени лучшее положение.

– Дай-то боже! – вздохнула Варя.

– А это вот, – Василий достал буханку черного хлеба, – передал маме Василько.

Ольга взяла этот хлеб, поцеловала буханку, не сдержалась. Разрыдалась, полила слезами гостинец от сына.

– Мой мальчик, – плакала она, – мой сынок! Кормилец мой маленький! И когда уже закончится весь этот ужас? Будет ли когда-нибудь конец? Дождусь ли я своего Василька? О Господи! За что нам все это?

– Ну хватит, – сказал Павел Серафимович, – от слез жизнь не улучшится. Благодари Бога, что сохранил Василька, помолись за Данилу, за его добрую душу.

– Хорошо. – Ольга вытерла покрасневшие глаза. – Василий, что еще рассказывал Данила? Какая жизнь в столице?

– Женщины массово приводят и приносят детей в Харьков и там оставляют, – начал Василий. Ольга посмотрела на Варю, отвела в сторону взгляд. – Местная власть мобилизовала дворников в белых халатах, чтобы помогали милиции патрулировать город, находить брошенных детей и направлять их в участок. Данила рассказывал, что этих детишек глухой ночью везут на грузовике на товарный вокзал где-то вблизи Северского Донца, подальше от посторонних глаз. Туда свозят подобранных детей из окружающих городов, везут и крестьян, которые бродят по городу и просят милостыню. Там их сортируют. Кто еще может выжить, того отправляют в бараки на какую-то Голодную Гору или Холодную – уже и забыл, а тех, кто совсем опух, вывозят ночью, тайком. Километров за пятьдесят от города отвезут и где-то в канаве бросают умирать.

– И детей? – Ольга побледнела.

– Да нет же! Я же сказал, что проходят «сортировку», – растолковал Василий, – детей направляют в детдома.

Еще долго горел свет и продолжались разговоры в хате Черножуковых. Ольга отправилась домой в полночь. Она принесла гостинец от сына, еще одну буханку хлеба ей дала сестра, отец поделился мякиной. Ольга сразу спрятала в надежное место мякину и одну буханку. Только после этого зажгла в хате свет. Все спали. Зашла посмотреть, как там свекор. Поднесла ближе лампу – мужчина лежал, закинув голову, с широко открытым ртом, и уже не дышал. Ольга пошла будить Ивана, чтобы вынести тело в сени – во двор нельзя: забежит еще уцелевшая собака и до утра будет грызть.

Глава 79

Утром Варя пошла доить корову. На дворе едва серело, потому она осторожно нащупала ногами ступени крыльца, спустилась, держась за перила. В голове туманилось то ли от слабости, то ли от свежего морозного воздуха. Не успела дойти до коровника, как тишину разорвал неистовый крик Ониськи.

– Ой горе! Ой горе! Люди добрые, что же это творится?! – кричала старуха.

Варя оставила ведерко, выглянула на улицу. Из усадьбы Петуховых доносился крик Ониськи, потом послышались возбужденные мужские голоса. Что-то там у них неладно. Варя зашла к отцу. Павел Серафимович уже проснулся и топил печку.

– Там, у Петуховых, что-то случилось, – сообщила Варя.

– Откуда ты взяла?

– Ониська орет как недорезанная.

– С утра рюмку хватила и кричит, – пробормотал отец. – Сейчас схожу узнаю, чего она расходилась.