Расколотое небо

Но даже этот случай ничего не изменил. Колхозники так и смотрят, что где плохо лежит, чтобы стащить. Бригадир, честный комсомолец Михаил Черножуков, собственными глазами видел, как на току Карп Синицкий насыпал в мешочек пшеницу и где-то в кустах спрятал, чтобы потом забрать домой. Михаил честно исполнил свой общественный долг – сразу же доложил председателю колхоза. Видно, за то время, пока бригадир отлучился, Карп успел тот мешочек кому-то из домашних передать, так как не нашли его в кустах. Привели Синицкого в правление колхоза. И не просто так привели. Семен Семенович, председатель сельсовета, и Михаил накинули вору на шею ремень и так вели, чтобы все видели. А Михаил еще и палкой бил по спине! Привели Карпа, начали допрос, а он отказывается. Не брал, мол, ничего, и все! Его и били, и бросали на пол, все напрасно. Ночь продержали в холодном подвале, но и на утро колхозник не сознался в краже. Пришлось перетянуть его поперек спины пару раз палкой и отпустить. Поплелся домой согнутый в три погибели, как побитая собака. Уверен, что и этот случай ничему не научит колхозников.

А тут еще головная боль – план хлебосдачи, который на грани срыва. Этого нельзя допустить! Павел Черножуков сдал зерно, выполнив план по налогу, а вот его брат Гордей заплатил налог зерном лишь наполовину. «Больше от меня ничего не получите!» – со злостью бросил он. Видите ли, у него двое детей! Да что, у него одного? Отобрали сенокос, но сам он бочарничает, а жена шьет, поэтому имеют достаток. Нужно к таким саботажникам принимать кардинальные меры, поскольку и сам не хочет платить налоги, и других подстрекает. Михаил все доложил, а не верить честному комсомольцу, преданному коммунистическим идеям, нет оснований.

Глава 39

Уже третий день держал осаду в своей хате Гордей Черножуков вместе с семьей. Двух лошадей и корову он загнал в сени, нанес туда сена и запасся водой. Заперся изнутри и никого не пускал.

– Никто не имеет права заходить в мою хату! – отвечал мужчина через закрытые двери правлению колхоза.

За плотно завешенными окнами вечером не было видно даже света от лампы. Иногда из дымохода поднимался дым, очевидно, готовили есть. Лупиков сам не раз приходил, громыхал в двери, хозяин посылал его ко всем чертям и отвечал, что никаких налогов от него не дождутся. Приходил в усадьбу и брат Павел, но и ему Гордей не открыл двери. На третий день Лупиков приказал комсомольцам выбить оконные стекла и вытянуть оттуда бунтаря, но только ребята ударили обухом топора по окну, оттуда послышалось гневное:

– Отойдите все, стрелять буду!

И действительно, прозвучал ружейный выстрел. Лупиков приказал выломать двери. Комсомольцы нашли в сарае железные ломы, ударили ими по дверям. Опять выстрел – и уже у одного парня из руки хлюпнула кровь. Иван Михайлович дал отбой.

На следующий день в село после обеда приехала подвода с вооруженными людьми. За ней сразу же побежали люди к месту приключения. Павел Черножуков как раз собрался в это время в усадьбу брата.

– Гордей! Понаехали вооруженные люди! – крикнул он через двери. – Отдай им все! Как-то проживем! Ты меня слышишь?

– Ничего я не отдам! – послышалось в ответ. – Пусть едут отсюда вон! Это моя хата, и я в ней хозяин!

– Брат, они могут вас расстрелять. У тебя же двое детей. Подумай о них.

– Я о них всю свою жизнь думал. Иди домой, брат.

Сказал – и больше не захотел разговаривать. Лупиков перебросился парой слов с приезжими и приказал людям отойти.

– Вас расстреляют здесь! – говорил он, отгоняя толпу подальше. Лишь Павел Черножуков не сдвинулся с места.

– И ты тоже отойди! – приказал чекист и хотел толкнуть мужчину, но тот так глянул на него налитыми ненавистью глазами, что Лупиков сразу же опустил руки.

– Не трогай меня! – прошипел мужчина.

– Ну и стой, как болван, – сказал чекист. – Может, одна пуля и тебе достанется.

Вооруженные люди предупредили, что будут стрелять, если Гордей добровольно не сдастся.

– Не дождетесь! – крикнул он. – Я тоже буду стрелять!

Зазвенело разбитое оконное стекло, и в дыре показался ствол охотничьего ружья. Гордей выстрелил.

– Если кто-то сделает шаг вперед, – послышалось из окна, – я заживо сожгу себя и свою семью! – предупредил Гордей. – Не берите грех на душу!

Посоветовавшись между собой, вооруженные люди нацелили винтовки и наганы в сторону хаты.

– Позвольте мне еще раз обратиться к брату, – попросил Павел Серафимович.

Лупиков дал добро. Мужчина сделал несколько шагов вперед.

– Стой там, брат! – услышал он голос Гордея.

– Гордей, не делай глупостей, прошу тебя, остынь, – попросил Павел.

– Я свое слово сказал! Пусть убираются вон, или я всех сожгу!

– Отдай мне детей. Пожалуйста! Они ни в чем не виноваты.

– Мы жили вместе и умрем вместе! Не дают нам жить, как мы хотим, так зачем нам такая жизнь?! Не так ли? – обратился он уже к жене.

– Живыми мы не выйдем, – послышался женский голос. – Пусть убираются, я уже все поливаю керосином!

И действительно, послышался запах разлитого керосина.

– Детей пожалейте! – в отчаянии закричал Павел. – Не губите невинные души! Отдайте их мне!