Расколотое сердце кондитера (СИ)

Возможно, Кизил понимал, какие чувства сейчас терзали сердце человеческой девушки, или же в силу характера осознавал, что он с ней был похож даже сильнее, чем кто-либо мог представить, но иргиец ничего не ответил на ее слова.

Он лишь приказал стражникам завести механизм.

Один из них подошел к устройству, что Лида про себя продолжала именовать «компас» и несколько раз прокрутил в скрытом от глаз отсеке какой-то рычажок.

Стрелка на поверхности «компаса» начала вертеться.

— Все готово, Государь. Можем открыть дверь, — отчеканил стражник.

Кизил кивнул, давая свое разрешение.

Стражники подошли к самой крайней двустворчатой двери и, потянув створки за круглые ручки, одновременно открыли их.

Лида успела заметить на поверхности всех четырех дверей знакомые ей узоры — такие она видела прежде, хотя не должна была их видеть.

«Эти двери такие же, как у покровителей», — поняла она.

А помещение начало наполняться сладостью ванильного крема.

— Ваше Величество, — обратился к Лиде Трюфель, — позвольте мне идти первым.

— Конечно.

Трюфель поблагодарил Кизила за оказанную ему честь побывать в иргийском дворце, за то, что сидел за одним столом с царем и поднимал вместе с ним бокал.

Лиде показалось, что подобные благодарности были ни к чему, но, вероятнее всего, того требовал этикет.

Когда Трюфель переступил порог открывшихся дверей и исчез в нежном свете, Максим, недолго думая, последовал за покровителем. Правда кивнул Кизилу напоследок, коротко, но глядя в глаза, тоже благодаря за все, что тот для них сделал.

Лида осталась вместе с Мариной и Зефиром. Барбарис и Шелковица продолжали стоять у входа, через который они прошли, словно охраняя его. И у Лиды вновь заскребло на сердце.

Если так подумать, то все ее путешествие и в самом деле оказалось зазря.

Как Кизил и сказал.

Нет, конечно, она рассказала ему все, что хотела. Но оказалось, что прибывший в Аронию раньше нее Зефир успел поведать царю о том же самом. И даже назвал имена тех, кто решился нарушить мирное существование пяти птифурских народов. Она могла ничего не делать, и результат оказался бы таким же. Получалось, что Лида зря проделала весь этот путь.

Зря ослушалась Зефира и сбежала из дома.

Зря втянула в свое приключение Марину.

Зря подвергала всех такой опасности.

Скольким птифурцам она теперь обязана?

Сколькие из-за нее пострадали?

Зря она все это затеяла.

— Значит, пришло время прощаться, — сказала Лида, приложив к сердцу сжатый кулак. — Первым же делом, как окажусь в Баттенберге, сообщу в Макадамию о том, что у вас тут произошло. У Цитронийцев не было ни причин, ни права нападать на Ваши деревни. Марципан и Макадамия осудят их действия.

— Если бы цитронийцы боялись чужого осуждения, они бы никогда не пошли на такой шаг, — произнес Зефир и взглянул на Кизила. — Вы уверены, что информация, которую до Вас донесли, правдива?

Со стороны входа послышался рваный вздох возмущения.

— Как ты смеешь, покровитель, сомневаться в моих словах? — тихо, но со злостью, спросила Шелковица. — Думаешь, я солгала Государю?

— И в мыслях не было обвинять Вас в подобном. — Зефир примирительно покачал головой. — Но можно ли верить словам гонца?

«И был ли гонец?» — вдруг подумалось Лиде.

Неприятная мысль.

— Еще как можно, — настаивала на своем иргийка. — Цитронийцы напали на нас без предупреждения, и, как сказала королева Лидия, без причины. Если королевы Марципана и Макадамии будут на стороне Государя, то ни герцог Джелато, ни тем более цитронийцы не смогут уйти безнаказанными. А если сердце Государя гложет сомнение, то он лично отправится к границе, чтобы увидеть зверства цитронийцев по отношению к нашему народу собственными глазами!

Что-то в словах Шелковицы заставило Лиду содрогнуться.

Неприятное чувство, которому она не могла дать объяснение, начало медленно расползаться в груди.

— Разумно ли покидать пределы дворца в такое неспокойное время? — спросил Зефир, обращаясь к Шелковице — В стенах дворца Государю будет безопаснее. Или Вы с этим не согласны?

«Точно!»

Вот почему слова Шелковицы заставили сердце Лиды забиться медленнее.

— Вам нельзя покидать дворец, — сказала она, обратившись к Кизилу. — Мало ли что может случиться за его пределами!..

Кизил посмотрел ей прямо в глаза, намеревался что-то сказать, но так и не смог.

— Безопасность Государя лежит на наших плечах, а не плечах Вашего Величества, — произнесла Шелковица, обходя гостей Кизила и вставая перед ними, словно закрывая царя собой. — Прошу, возвращайтесь в Баттенберг и исполните свое обещание обо всем рассказать Ее Величеству Киндаль. Помощь рыцарей ордена Великой Макадамии была бы нам очень кстати.

Лида сомневалась, что королева Киндаль отправит своих рыцарей и войска в земли Ирги, но благополучно промолчала об этом. Решив, что нет никакого смысла отвечать Шелковице или хоть как-то реагировать на ее излишне невежественный тон, Лида обратилась к Кизилу:

— Пожалуйста, будьте осторожнее.

— Не волнуйтесь за меня, Лидия. Ведь я не один. Вы на моей стороне, и это уже много стоит.

Лида слегка зарделась, почувствовала, как запылали ее щеки.