Рыбак, вопреки ожидаемому, хоть на золото и покосился с жадностью, но рук сразу тянуть не стал.
– Дорого платишь, – рассудительно произнес он. – Н’ за одежду с обувью, да? Н’ тебя ль, странник, ищут н’оры на раньярах?
– А много ли тех, кто ищет? – отозвался Макс, протягивая старосте кусочек золота.
– Откуда ж мне знать? Сюда только двое прилетали, – невозмутимо ответил рыбак, перехватывая самородок и пробуя его на зуб. Тротт протянул ему еще. – А вот сын мой в море видел, как н’встречу, к гиблому лесу, с пяток раньяров со всадниками летят. И с другой стороны еще два прибыли, странник. Каждый день деревни н’ши облетают, рыбу отбирают, спрашивают, н’ видали ль девки крылатой с волосами, белыми, как козья шерсть… Вот и думаю я… н’ тебя ль?
– Так я же не девка, – развел руками Охтор.
– Ты-то н’т, – Виенши глубокомысленно осмотрел гостя, – да вот говорят, что девка та н’ одна идет, что помощник у нее есть, который с одного маха раньяра н’пополам разрубает.
– Брешут, – отозвался Макс. – И о девке я никакой не знаю. Я в море рыбу ловил, лодка перевернулась, все вещи на дно ушли. Остался с тем, в чем был. Еле на берег выбрался, полночи шел, пока на твою деревню наткнулся.
– Н’да, н’да, – покивал староста. – Так скрывать я н’чего не стану, даже за твое золото, крылатый. А то откроется – и меня убьют, и деревню сожгут.
– Я тебя и не прошу скрывать, – ответил Макс, – спросят – расскажешь. Можешь даже сказать, что я тебя с ножом у горла заставил. Сын твой болтать не будет?
– Мы н’ болтливы, – буркнул староста.
– А жена твоя тоже не болтлива? – поинтересовался Тротт.
Рыбак напрягся, потянулся к ножу.
– Зачем тебе, странник, о моей жене знать?
– Да так, – морщась, проговорил инляндец, – спросить надо кое-что, о чем только бабы знают. Так что, почтенный Виенши, возьмешь мое золото? И с женой дозволишь поговорить?
Рыбак еще поколебался. Фитилек в плошке пару раз прыснул горящими искрами и погас.
– Добро, – сказал хозяин и плюнул на руку, чтобы скрепить договор. – Повтори-ка, что тебе н’жно, странник.
Макс добрался до стоянки еще быстрее, чем до деревни. Отнял от норы листья, спустил туда добычу – и вдруг понял, что не видит принцессу. По спине ударило холодом, и он присел – и выдохнул со злым облегчением.
Богуславская не спала – сидела, обхватив колени, забившись к самому краю убежища, и зеленые глаза ее укоризненно мерцали.
– Вы меня обманули, – прошептала она сипло и прерывисто.
– Да, – согласился он, забираясь в нору.
– Я очень испугалась, когда проснулась, а вас нет, профессор.
– Надо было не просыпаться, – грубо ответил он, вытягиваясь на мху. – Ложитесь, Богуславская. Хорошо, что вы не плачете, – у меня, ей-богу, нет сил вас утешать сейчас. Завтра посмотрите, что я вам принес.
Она долго возилась в узкой норе, пытаясь подползти и вытянуться рядом, и наконец затихла.
– Главное, – прошептала она, – что вы сами вернулись, профессор.
Макс уже почти не слышал этого – он от усталости ушел в тупое полусонное состояние. В голове крутились остаточные размышления: он, точнее Охтор, много ходил по этому миру и встречал разных людей. И далеко не все из них были по-звериному жестоки, как норы и наемники. Были здесь и простые люди, которые так же, как во всех мирах, хотели спокойно жить. Как сегодняшний рыбак: он хитро щурился на прутик и на ноги гостя, что-то бормотал себе под нос про девок, которых никто не видел, однако нашел обувку у жены и поговорить с ней разрешил. На обратном пути Макс, привыкший к нравам Лортаха, ждал погони – если бы его прирезали да сдали норам, рыбаки бы еще вознаграждение получили, и ничто не мешало старосте поднять мужиков и погнаться за крылатым, – но его никто не преследовал.
Значит, даже самые жестокие боги не делают человека зверем. Зверем себя делает сам человек.
От усталости и груза завтрашнего дня на Тротта напала бессонница: вымотанное тело болело и требовало подкрепиться, но вставать не было сил. Макс все ворочался, пока не пришлось замереть – заснувшая было Богуславская неожиданно вскинулась, тараща глаза, сонно потерла их и пробормотала облегченно, укладываясь обратно:
– Вы здесь… здесь…
Повернулась к нему спиной и, поерзав, прижалась так, что короткие волосы на затылке полезли ему в рот.
Макс чертыхнулся и чуть отстранился. Но от принцессы, согревшейся под его курткой, шло тепло, и он как-то очень быстро расслабился и заснул. И все оставшиеся часы сна ощущал, как периодически щекотно становится щеке и губам.
Глава 7
Максимилиан Тротт
Утром Богуславская первым делом распотрошила узелок с принесенными вещами, прижала их к груди и недоверчиво уставилась на Макса. Были в ее взгляде и обида, и страх, но все перебивало такое восхищение, что она живо напомнила ему напарницу Стрелковского, Люджину, которая тоже взирала на инляндца с благоговением.
Тротту не хотелось признаваться себе, что взгляды эти были ему приятны.
– Это всего лишь одежда, Алина, – сказал он сухо. – Переодевайтесь. У нас мало времени.