Расколотый мир

И снова выстрелила. Охонг повернулся и зашагал на нее. А она побежала – через двор, по тропинке, к близкому озеру, где почти у берега чернела прихваченная льдом прорубь – окунаться после бани. Добежала, слыша свист и хруст наста за спиной, и, не оглядываясь, прыгнула, еле-еле перелетев через обледенелую прорубь – не молоденькая-то уже! – и, обернувшись, увидела, как проваливается сквозь тонкий ледок иномирская тварь.

Тварь свистела и била ногами, цеплялась передними лапами за лед, кроша его и пытаясь выбраться. Но ледяная вода делала свое дело – и через несколько минут чудовище затихло.

Анежка Витановна подождала для верности, обошла прорубь кругом и направилась к дому.

Освобожденные пленники таскали тела иномирян из хлева. Она зашла внутрь: двое захватчиков стояли связанные у стены, корова лежала на полу – в боку видны были дыры от пуль. Северяне выжили не все, их осталось меньше десятка. Девчонка в разодранной одежде сидела среди разбросанных вещей, крови и трупов, схватившись за голову и раскачиваясь.

– Почему не отвели в дом? – сурово спросила Анежка Витановна у одного из мужиков.

– Не дается, – тихо сказал он. – С нее, считай, сняли. Не знаю, успели чего или нет… все беда. Бери ее, хозяйка, лечи, ты по-женски отогреть сумеешь. И спасибо тебе. Как зовут тебя?

– Анежка, – буркнула она, испытывая отчего-то тяжелый стыд и вину.

– А я Милослав Вотжеч. Будем знакомы, хозяйка.

Анежка Витановна склонилась над Элишкой, подняла ее – та молча забилась и замычала.

– Ну-ну, милая, – сказала северянка, обнимая и крепкими руками удерживая девчонку, – все закончилось. Пойдем, отмоешься, полечу тебя. Убили мы их, всех убили.

Мужики расступались, опускали глаза – Анежка Витановна почти несла Элишку на себе.

– Сюда другие не придут? – спросила она у Вотжеча, прижимая к себе девочку и ласково гладя ее по спине. – Ну, ну, милая, хорошо уже все, сама посмотри, хорошо…

– Ночью не должны, – ответил северянин. – А утром уходить надо.

Анежка Витановна посмотрела на свою корову, на раненых соотечественников, на разгромленный хлев.

– Вот что, – сказала она весомо. – В дом приходите, как закончите здесь. Я девочку обихожу, в дальней комнате уложу и вас накормлю, в баню пойдете отогреетесь. А я потом дочери позвоню. У меня зять будущий – Игорь Иванович Стрелковский, начальник внешней разведки. Думаю, он и пленных увидеть захочет, и нас послушать. Сюда я теперь только после войны вернусь, видимо, не раньше.

Тха-нор так и лежал на кровати, уже не дергаясь. Но ухитрился, вывернув руки, перекатиться так, чтобы все видеть, и сверлил хозяйку диким взглядом.

– Что ж вам в своем мире-то не сиделось, – в сердцах выговаривала ему Анежка Витановна, впихнув в ладони девчонки кружку с горячим чаем, а себе накапав сердечных капель, – что ж вам сюда-то припекло лезть, твари вы инородные! Баб им подавай, скотам, баб… отходить бы вас всех этой плетью да за хозяйство на воротах повесить, чтобы неповадно было! Ну, что смотришь? Дорого тебе мои титьки обошлись, да? И не стыдно ведь лапать было! Зла не хватает!

Она замахнулась на него полотенцем. Иномирянин вздрогнул, но промолчал – трудно говорить с заткнутым кляпом ртом.

Анежка Витановна завела Элишку в баню, помогла снять разорванную одежду, заставила выпить своего самогона и повела парить – мыть. Девчонка ни на веник, ни на мытье, ни на ласковые уговоры не реагировала: смотрела в одну точку и периодически начинала хватать ртом воздух. И только потом, когда Анежка Витановна влила в нее несколько глотков настойки, закашлялась, хватаясь рукой за горло, и разрыдалась. И долго плакала в материнских объятьях мощной северянки: уже ходили по дому мужики, звякали кастрюлями, а она все плакала и выплакаться не могла.

Тяжела участь женщины на войне, а в плену и того тяжелее.

Анежка Витановна позвонила дочери только через два часа, когда Элишка уже спала во второй комнате, на Люджинкиной кровати, а мужики, напарившиеся и сытые, обрабатывали раны и тихо разговаривали о произошедшем.

Через двадцать минут во дворе северянки открылось Зеркало, и людей, как и пленников, забрали в Иоаннесбург. Во дворе остались следователи Управления. А еще через час из такого же Зеркала в зеленоватую морозную ночь вышли несколько боевых магов и зачистили двор, предав инсектоидов и трупы иномирян огню.

Глава 11

Начало марта, Пески, Тафия

Обитель Триединого стояла в Тафии на одном из многочисленных холмов у реки Неру. Белоснежный купол храма окружала полоса зелени и фруктовых деревьев, а вокруг сада был построен крытый двор на резных колоннах – чтобы прихожане могли отдохнуть на лавках от палящего солнца и не так трудно было работать священникам. Кельи монахов и служителей, кухня, кормильня и другие хозяйственные помещения находились за храмом, в П-образной постройке, и, если смотреть сверху, весь комплекс представлял собой огромный белоснежный квадрат с зеленым кругом посередине, из которого поднимался купол храма.