Расколотый разум

Слова вырываются в стаккато, даже сейчас она не может контролировать свои связки, в таком она настроении, она бурно жестикулирует, пока говорит.

– Прости, я не заходила на этой неделе – у меня сессия. Но теперь у меня есть немного свободного времени. И я решила взять отпуск. Только неделю, пока занятия снова не начнутся. Но вечером я уже улетаю. Пять дней в раю! Не волнуйся, я буду на связи. Я знаю, что ты больше не говоришь по телефону, но я буду созваниваться с Лаурой дважды в день. И доктор Дзиен согласился присмотреть за тобой, пока я буду в отъезде.

Она пытается сохранить серьезное выражение лица, пока рассказывает мне это, но уголки ее губ ползут вверх. И я все еще назвала бы это состояние скорее лихорадочным, чем здоровым возбуждением.

Я говорю, что мне нужно проконсультироваться с коллегами. Ваш случай мне интересен. Но ваше состояние не в моей компетенции.

Девушка издает смешок, почти истерический.

– Мама, ты, как всегда, прежде всего врач.

Она переводит дыхание, проводит руками по телу, расправляя платье. И садится рядом со мной.

– Прости. Это сочетание предвкушения и расслабления. Немного времени на то, чтобы пожинать плоды своих трудов, ты знаешь, как редко мне это удается. Но вчера мне в голову стукнуло: почему бы и нет? Так я забронировала поездку на Багамы. Вы с папой брали нас в Новый Провиденс пару раз, помнишь? Я туда не вернусь. Я и так слишком уж зациклилась на прошлом. Хотя будущее не самое радостное. Ты. Марк вот-вот разорится. Я не хочу об этом думать. Так что теперь будут эти пять дней. Думаю, ты должна меня понять.

Мне сложно уловить смысл. Ее лицо ускользает.

– Да, просто засыпай. Уже поздно. Я не хотела тебя будить, просто решила попрощаться. И это только на несколько дней. Я вернусь в следующую среду и заеду в четверг. У них тут будет мой номер телефона.

Она встает, собираясь уйти, все еще как наэлектризованная.

– Пока, мам. Мы снова увидимся еще даже до того, как ты поймешь, что я уезжала. – Снова смешок, хлопает дверь, в моей комнате пусто.

* * *

Меня вызывают, мне пора в больницу. Где же моя одежда? Моя обувь? У меня есть время только на то, чтобы сполоснуть лицо. Кофе куплю в закусочной «Тип-Топ», что на Фуллертон-стрит. Так. Сумочка и ключи от машины.

– Дженнифер? Зачем ты встала? Сейчас три часа ночи. Боже, ты странно одета. Куда ты собралась?

– Нет времени объяснять. Скорая вот-вот приедет.

Девушка в зеленой униформе говорит успокаивающе.

– Не нужно торопиться. У нас все под контролем. О скорой уже позаботились.

Она меня не убедила. На ее бейдже написано всего лишь «Эрика». Ничего ни до, ни после, никаких опознавательных знаков. Немного заторможенная, потирает глаза со сна. Спала на работе? Маловероятно. Остатки моего рвения куда-то улетучиваются. Я начинаю задумываться, что я тут делаю, почему поверх ночной сорочки надета красная юбка, а вокруг шеи и головы намотан шарф.

– Я услышала шум.

– Да? Я слышала только, как ты тут возилась.

– Нет, это было где-то внизу, снаружи. Хлопнула дверца машины.

– Но здесь нет никакого внизу, тут всего один этаж, милая.

– Доктор Уайт.

– Прости?

– Меня зовут доктор Уайт.

– Извините. Я не хотела вас обидеть. Это все потому, что вы очень милая леди, да.

– Думаю, это был Марк. Он все еще иногда заходит. Просит денег. Не знаю, почему он приехал сейчас, посреди ночи. Ради того, чтобы опять уехать, не сказав ни слова. Я пыталась разбудить Джеймса, но он спит так крепко. Когда я подошла к окну, я увидела лишь быстро уходящий вниз по улице силуэт.

– Доктор Уайт, вам это приснилось.

– Нет. Я слышала дверь. Ступеньки. Силуэт.

– Я знаю. А сейчас пора ложиться спать.

– Я не могу. Я уже проснулась.

– Доктор Уайт, здесь некуда пойти.

– Мне нужно пройтись. Если мне нельзя и этого, я закричу. И вы об этом пожалеете.

– Хорошо, хорошо. Не нужно этого делать. Просто ведите себя хорошо. Мне не нужны неприятности.

– Конечно. Мне просто нужно походить. Видите? Всего лишь ходьба.

И я начинаю свой ночной обход, иду, пока ноги не перестанут меня держать.

* * *

Я сижу в холле, слезы ручьем катятся по лицу. Пес пытается их слизать, но я его отталкиваю. Вот что я помню: мой сын Марк лежит на столе, его грудная клетка раскрыта. Неподвижный и безжизненный. Все ушли из операционной, свет погашен. Я едва вижу, но знаю, что это он. Коронарное шунтирование пошло не так, как нужно. Это простая операция, но у меня недостаточно квалификации для ее выполнения. Это был не сон. Я не засыпала. Я, несомненно, совершила какую-то ужасную, ужасную ошибку. Зрителей очень много, но я никого не узнаю. Все осуждают меня. И каждый обладает тем знанием, которое мне недоступно.

* * *

Мои таблетки остаются нетронутыми на прикроватной тумбочке. Я не буду их принимать. Не сегодня. Хочу оставаться в сознании. У меня есть план. Когда я проснулась, он четко сформировался у меня в голове. И он становится все яснее с каждым часом.