Значит, моё решение было принято. Я поеду на Тришин. И лучше всего сразу с утра, прежде чем начну сомневаться и, в конце концов, передумаю. Я не могла оставить Пауля на произвол судьбы. Этого мне нельзя было делать.
В течение нескольких минут я сидела за столом и слушала, как Джианна храпит. Её тёмные волосы падали шелковистыми прядями ей на лицо, а её рот был слегка приоткрыт. Кончик её языка вибрировал при каждом вздохе. Я почти не могла поверить в то, что ей было уже двадцать восемь, хотя она была недоверчива, как старая дева, и иногда разглагольствовала о мужчинах, будто те отбросы общества. И всё же её глаза каждый раз святились, когда произносилось имя моего брата.
Могла ли она действительно быть нам полезной? Джианна была любопытной. Даже очень. А это было не плохо, потому что любопытным нужно было быть, если хочешь иметь дело с Марами. Она должна была быть настолько любопытной, чтобы при этом забыть о своём страхе. Сегодня это сработало.
О её контактах журналистки, однако, нам придётся забыть. В этом вопросе она не сможет помочь нам, если сильно не преувеличивала. Но я в это не верила. Джианна не показалась мне крутой, разоблачающей журналисткой с множеством витамина В. То, что она намекнула о своих коллегах, дало понять, что у неё в редакции не лучшее положение.
Тем не менее, мы были уже вчетвером. Доктор Занд, Тильман, Джианна и я. Четыре человека, которые верили в то, что они видели и слышали. А если мы включим сюда моего отца, то мы были уже даже впятером. Совсем мало, чтобы разжигать борьбу против Маров. Но я не чувствовала себя больше такой одинокой во всём том, что я делала или, может быть, не делала.
С завтрашнего дня я наконец больше не буду только глупой мисс Манипенни. Коротко я подумала, где находятся таблетки валерьянки, которые доктор Занд дал мне. Сработает ли эффект плацебо во второй раз? Я еще не нервничала, и у меня не было паники, но это измениться, как только я отправлюсь в путь.
В этот момент алкоголь и усталость почти приводили меня в эйфорию. Это была спокойная, плавная эйфория, которая скоро перейдёт в головную боль. Мне срочно нужно было немного поспать. Папа однажды рассказал мне, что сон и спорт самое лучшее лекарство против страха. У тела должно быть достаточно энергии, чтобы оно могло справиться с симптомами паники. А при спорте в кровь выбрасываются гормоны, которые проясняют нашу психику и награждают нас ощущением того, будто мы непобедимы.
Я прискорбно пренебрегала моим телом в прошедшие недели и месяцы. Почти никакого движения, недостаточно сна. Сон, похожий на смерть, во время атаки Францёза, я не принимала в расчёт. Жирная, нездоровая пища, слишком много кофе. Не хорошие предпосылки для поездки на Тришин.
Но Мар — Францёз, что я всё ещё не могла уяснить, хотя это было настолько убедительно логичным — не мог сегодня ночью преследовать меня. Он уехал. Тильман присмотрит за Паулем; мне ничего другого не оставалось, как доверить ему в этом. И я сделала это. Тильман был лояльным, может быть, даже самым лояльным человеком, который мне когда-либо встречался.
— Маленький засранец, — прошептала я, ухмыльнувшись, и убрала прядь волос изо рта Джианны, которую она снова и снова вдыхала и сразу же откашливала.
Да, то, что Тильману не хватало в тактичности и деликатности, он восполнял лояльностью и беспринципностью. Я наслаждалась мыслью быть освобождённой от его словесных ударов ниже пояса в течение нескольких ночей. И в тоже время мне его не хватало.
Почувствовал ли Францёз что-нибудь? Определённо, это было не совпадением, что он как раз появился здесь в тот момент, когда между Джианной и Паулем перебежала искра. Что сказала Джианна? Пауль порабощён им. Но догадывался ли он, что мы знаем что-то об атаке на Пауля? Я не думала о Маре, в то время как Францёз стоял в коридоре. Тильман, несомненно, тоже нет. Мы были слишком сильно отвлечены крысой. Но взгляд Францёза, когда скотина цеплялась за мою глотку и я спокойно на это смотрела… Да моё поведение сбило его с толку. Надеюсь, я вовремя начала кричать, и он мою хладнокровность спишет на моё предполагаемое безумие.
Я вздрогнула, когда подумала о его мутных глазах. Никогда до этого он не смотрел мне прямо в глаза. Но насколько я знала, Мары не могли ни телепортироваться, ни делиться на две части. Так что сегодня ночью я буду в безопасности, и я молилась, чтобы и Пауль тоже был. В этот момент я ничего не могла для него сделать. Единственный, кто нам теперь ещё мог помочь, был Колин. И даже это было не ясно.
Я собралась с силами, убрала остатки нашего пиршества и пошла в игровую комнату Пауля, чтобы свернуть экран, а проектор и камеру запихать в поношенную спортивную сумку Тильмана. Так как я больше не переносила Францёза вблизи, — ни в реальности, ни изгнанным на полотно — я поставила экран и сумку в мастерскую каморку Пауля. Вернувшись в свою комнату, я открыла окно и позволила прохладному, ночному воздуху проникнуть внутрь.