Расколовшаяся Луна

— Я не могу себе представить, что сны вкуснее, — пробормотала я удовлетворённо.

— Ты свои собственные ещё не пробовала. — Колин забрал у меня кружку и поставил её на прикроватную тумбочку. Я с удовольствием потянулась, коротко вздрогнула, потому что у меня болели все возможные части тела — не сильно, это была приятная боль, — и села.

— Который час?

— Начало пятого. Солнце скоро взойдёт. Я только что вернулся.

Я подвинулась к стене, чтобы мы оба могли поместиться на кровати, подпёрла голову руками и попыталась, предприняв усилие, привести мысли в порядок. Значит, настало время поговорить, наконец-то посвятить время причине, благодаря которой я приехала на Тришин. Моему брату. Моему брату и тому, кто его атаковал. Францёзу.

Но сначала я должна была узнать, были ли мы в безопасности.

— Тесса… Она не может нас здесь…?

— Зильт тоже остров, Лесси. А истинное счастье выглядит по-другому, не так ли? Ты просто больше к нему не привыкла. Но если ты честно об этом подумаешь…

Правильно. Когда я об этом подумала, то поняла, что в этом было мало чего счастливого, сидеть в крошечном, окружённом лошадьми коттедже и говорить о том, что моего брата атакует его же спутник жизни. Ещё менее счастливым было чувство того, что Колин постоянно оставлял меня одну, чтобы бессмысленно ждать. Это была только короткая передышка, не более, но точно не идиллия. Мы были гонимы. Поэтому я могла сразу же перейти к существенному.

— Нам удалось снять его на фильм. Я имею в виду Мара.

— Вам? Кому именно вам? — спросил Колин и лёг передо мной поперёк кровати, скрестив руки под головой. Я положила свои ноги ему на живот. Он всё ещё был лихорадочно горячим.

— Тильману и мне. С помощью камеры супер-8. На самом деле это Тильман снял его, я до этого уснула. Он принял кокаин, чтобы не заснуть.

— Да, так я про него и думал, — сказал Колин невозмутимо.

— Потом мы посмотрели его вместе с Джианной…

— Подожди. Кто такая Джианна? — Колин поднял свою голову, и его мышцы живота напряглись под моими икрами.

— Будущая девушка Пауля и наша… ну, союзница. По крайней мере, она должна быть ею. Папа дал мне её…

— Союзница? — перебил меня Колин. — Это значит, она в курсе? — Я кивнула. — Скажи мне Эли, ты пытаешься повысить свой рейтинг линчевания? Кто ещё знает об этом? Ты послала оповестительное письмо всем своим одноклассникам? Привет, сегодня ночью мы снимем Мара? Приходите все, это будет весело?

— У меня больше нет одноклассников, — сказала я с достоинством. Убрала ноги с его живота и поискала другое место для них, но не нашла удобного. Вздохнув, я положила их назад. — Это была не моя идея, сразу посвятить во всё Джианну, а Тильмана. Он сказал, что она должна пережить нашу непосредственную реакцию, чтобы поверить в это. И он был прав. Она нам верит. Мы были совершенно шокированы. Потому что Мар — это Францёз. Францёз является Маром!

Колин вопросительно посмотрел на меня.

— Францёз? Кто такой Францёз? Эли, хотя у меня и есть телепатические способности, но я…

— Разве я не рассказывала тебе о Францёзе? Парне Пауля? Его любовнике?

— Пауль не гей.

— Да. — Значит, я не рассказывала ему об этом. — Мы все это знаем. Только он сам нет. Он думает, что он гей. И именно это и есть самое сумасшедшее во всей истории. Его парень, Францёз Лейтер, является Маром. Это было явно видно в фильме. Мы в этом уверенны! А я с самого начала не доверяла ему, его голос — я не переносила его голос…

Воспоминаний было достаточно, чтобы я, защищаясь, прижала руки к ушам. И внезапно одно предложение последовало за другим.

— Это так не логично — я не понимаю! Францёз ведёт себя как человек. У него загорелая, тёплая кожа, совершенно нормальные голубые глаза… Ну, вообще-то не нормальные, у него под глазами мешки, и они всегда такие мутные, но это человеческие глаза. У него есть собака. Борзая. Он ест. Я видела, как он ест. Всегда только самое лучшее! Кроме того, он работает. Он управляет галереей. Он…

— Помедленнее, Эли. У тебя сейчас язык завяжется.

— И теперь я спрашиваю себя: может быть, он полукровка. Это может быть? Злой полукровка?

Колин посмотрел на меня так пристально, что мне было нелегко встретить его взгляд.

— Владелец галереи в Гамбурге? Францёз Лейтер? Голубоглазый?

— Ну. Голубым я назвала бы что-то другое. Но примерно в этом направлении.

Он стал размышлять, и при этом казалось, будто он перебирает в голове профили одной личности за другой.

— Нет, — сказал он наконец. — Нет, они бы об этом знали. Я бы знал об этом. — Серьёзность, которая заставила напрячься его губы, испугала меня. А его слова тем более.

— Они бы это знали? Кого ты имеешь в виду?

— Маров. Нас. Мы знаем полукровок. Он не принадлежит к ним. — На один момент кровь застыла у меня в жилах, прежде чем снова, ещё более бешено, начать нестись в груди. В висках стало шуметь.

— Существует список Елизавета — не на бумаге, а в наших головах. Список со всеми полукровками в этом мире. Их не много. И он не находится в нём.

Но папа, подумала я, внезапно ужаснувшись. Папа находится в нём.