Расколовшаяся Луна

— Ах, Боже мой, Эли, я это видела! Уже тогда, когда он привёз тебя на стоянку возле порта! Ты была такая странная. Ты его боялась!

— Мои чувства были всё это время верными, — ответила я упрямо, хотя моим словам не хватало никакого логического основания. — Они и сейчас верны.

— Эли, ты хоть вообще знаешь, что говоришь? — издевалась Джианна, которая из-за чистого эмансипационного ангажемента забыла про панику.

— Ты боялась его, и только что это действительно выглядело так, будто он хотел тебя убить. Блин, Эли, тебе ясно, что он с тобой сделал? Даже мой бывший не делал такого со мной! Это было мерзко до самого предела и к тому же излишне. Почему он пинает тебя, когда речь идёт о Францёзе? Ты можешь мне это объяснить? Нет, позволь мне сделать это за тебя: потому что ему нравится такое вытворять. Он демон!

— Я не могу сказать тебе, почему он сделал это, но я доверяю ему и хочу повиноваться…

— Повиноваться? Чёрт, проснись, Эли, все это совершенно безумно, разве ты этого не замечаешь? — закричала Джианна.

— Джианна права. — Голос Пауля был мрачным от раздражения. — Он не человек, и, видимо, ему нравится мучить тебя…

— Всё это чепуха, — прервал его Тильман. — Какой-то смысл должен был в этом быть.

— Торопитесь. Спорить вы сможете и позже, — прорычало в моей голове, и в этот раз даже я немного испугалась. С шипящим всплеском голубая пеня капала из уголка рта Колина на пол и въедалась в дерево.

— Фу, — пробормотала Джианна.

— Ты не видела Францёза. Он по-настоящему фу. Пошли, Тильман, нам пора. — Мы оставили других, не сказав больше ни слова. Но от меня не ускользнул взгляд Пауля, которым он смотрел мне вслед — такой растерянный, полный раскаяния и ненависти к себе. Он причинил мне боль. Потому что думал, что он виноват в том, что только что со мной случилось. Если бы он только знал, какими неважными казались воспоминания о боли по сравнению с миром, который подарил мне Колин в конце. Насколько больше должна была быть его собственная боль, доверится другому человеку, который так постыдно использовал и злоупотребил им в своём собственном помешательстве.

— Чего хочет Колин? — спросил Тильман по-деловому, когда мы в ногу спускались по лестнице.

— Ты должен приманить Фрнацёза. Проверить, смог ли Колин… что же, я, по правде говоря, не знаю. Я надеюсь, он обезвредил его. Мёртвым он мне не показался. — То, что у него был только один глаз и деформированный череп, я решила не говорить. Мне не нужно было беспокоить Тильмана искусственно. Кроме того, глаз мог уже снова вырасти. Такое у Маров могло происходить порой очень быстро.

— Я предполагаю, что должна наблюдать за этим и в случае чего позвать Колина, — пришла я к выводу, когда мы достигли Динеррайэ. Её я видела пред собой, когда Колин сообщал мне свои мысли. — Хотя я не думаю, что… — Остальные слова я проглотила, но Тильман посмотрел на меня осведомлённо.

— Всё и так ясно. Он сейчас не особо здоров. Он кажется как будто отравленным, правда? — Я не ответила. Тильман расстегнул свою рубашку и снял её с плеч. Потом взъерошил свои волосы.

— И? Как я выгляжу? — В его голосе прозвучала ирония, но также страх.

— Сногсшибательно, — я притянула его к себе и погладила по затылку, поцеловала осторожно вздутые шрамы над его сосками. Уже когда Тильман расстёгивал свою рубашку, я увидела, как появилась тень Францёза на другой стороне моста, кривая и помятая. Колин сильно его изувечил. Но он был жив, и его движения казались всё ещё жадными и голодными.

— Ну, давай, — прошептала я в ухо Тильмана. — Удачи.

— Ты скажешь моему отцу, что… и… то, что с тобой, я хотел тебе… — Он искал подходящие слова, но их не было. Не в такие моменты.

— Мы поговорим, когда ты вернёшься. Предложи себя ему. Он должен думать, что ты хочешь его. Это твоя битва!

Я вдруг поняла, почему Колин выбрал Тильмана. Потому что со своей встречи с Тессой он что-то требовал от жизни, так сильно, что это постоянно пылало и горело в его глазах, хотя он даже не знал точно, что это было. Францёз мог понять это неправильно. Тильман был идеальным краш-тестом манекена. Потому что Колин увидел ещё кое-что: Тильману был нужен шанс принять в этом участие.

Всё же я почти не могла на это смотреть. От меня не ускользнул страх Тильмана, а также и изнурение, которое отметило его улыбку, когда он повернулся к Францёзу. Это больше не была усмешка, а улыбка. Именно то, что было нужно Францёзу. Голод и усталость одновременно. Как тогда у Пауля. Если наша проверка провалится, то я потеряю своего лучшего друга, который у меня когда-либо был.

Сейчас был подходящий момент, чтобы помолится, но то, что я пережила в прошедшие минуты, было настолько далеким от любой библейской мысли, что мне это показалось кощунством. Всё, что я могла сделать, — это надеяться и ещё раз доверится тому, что Колин знал, что делал, когда посылал нас вниз.