Расколовшаяся Луна

Если я освобожу Колина от его пут, то он, возможно, убьёт меня в своём голодном угаре. Или же он пойдёт охотиться и сможет затем объяснить мне, что случилось. И почему.

Но даже если он убьёт меня (что было вероятно, потому что, как он сказал недавно: «Мне нужно две секунды, самое многое три.»), жить с гложущим чувством не знать всего, не знать его причин, я всё равно не хотела. Я буду мучить себя каждую ночь вопросом, был ли у меня, может, всё же шанс. Был ли у нас шанс, у Колина и у меня. Как влюблённых. По крайней мере, как друзей.

Я должна была рискнуть. Неуверенно и качаясь, как будто только что научилась ходить, я снова вернулась к уродливому свёртку, который лежал там, скрученный, на песке, сложив свои руки судорожно на животе, сердцебиение в унисон с шагами.

И в то время как я тихо прощалась с миром и была благодарна, что могу сделать это на природе, окружённая лесом, вереском и пылающим красным куполом неба, я удивлённо заметила, что черты лица Колина расслабляются. Его губы надвинулись на десна, всё ещё синие и измученные, но немножечко полнее, а вены отступили под кожу. Он уже их слышал? Чувствовал ли что-то, для чего мои инстинкты были слишком притуплёнными?

Я склонилась к его лицу. Да, небольших изменений было достаточно, чтобы сделать это, даже если мои губы всё ещё поцелуют гримасу. Я хотела попрощаться не только с миром, но и с ним — и именно так, как это делают любящие люди.

— Я сейчас развяжу твои верёвки. Мне хочется понять, почему ты это сделал. Мне нужно отдубасить тебя до полусмерти, но…

Вместо того чтобы продолжать говорить, я прижала свой рот к его. Он в мгновение ока укусил, и его клыки продырявили глубокую дырку в моей верхней губе. Тем не менее, я оставалась с ним. Когда моя кровь побежала по его подбородку, кончик голубоватого языка выскочил вперёд, чтобы слизать её.

— Нану, — пробормотала я, и свежая кровь закапала на его кончик языка, который свисал между зубов, как у тяжело дышащего волка. — Я думала, что есть более важнее, чем пить кровь.

— В нужде дьявол съест и мух, — услышала я его голос в голове — больше не такой глухой и угрожающий. И в нём была улыбка. Моя кровь помогла ему. Исцелить она не могла его, но, может быть, она уменьшит опасность, в которой я находилась.

Я быстрыми движениями развязала узлы пут и в последнюю секунду откатилась в сторону, чтобы его когти, длиной в несколько сантиметров, впились в песок, а не в мою кожу. Он, заскулив, притянул их назад к груди и скрестил. Это, должно быть, стоило ему невиданной силы. Сердито он попытался откусить кончики когтей, которыми только что чуть не вспорол меня.

— Нет проблем, — сказала я, заикаясь. Моё сердце неслось вскачь. Он вскочил на четвереньки и, рыча, встряхнулся, шея низко опущена вниз. Потом неожиданно открыл глаза — как раз в тот момент, когда первый вой пронёсся по лесу, глубокий и могущественный. И такой тоскливый, что мне захотелось присоединиться к нему. Они пришли.

Утреннее солнце заставило слабо вспыхнуть мёртвый пепел во взгляде Колина. Одним упругим движением он отвернулся от меня и побежал в чащу, будто был одним из них.

— Хорошего аппетита, — прошептала я, после того как его тень слилась с последней чернотой леса. Я вдруг поняла, что выжила, и рыдания так сильно взяли надо мной верх, что я зажала зубами верёвки, чтобы можно было дышать дальше.

Это был будто судорожный припадок, который не хотел больше проходить. Несколько минут мои мускулы дёргались. Но мои слёзы успокоили меня — хорошая, старая и так несправедливо презираемая целительная сила плача. Да, я выжила. Но что было с Колином? Могла ли я оставаться сидеть здесь на песке и ждать — или даже вернуться к машине?

Конечно же, ты можешь сделать это, упрекнула я саму себя. Я не нужна Колину на охоте. А исцелить я его всё равно не могла. Нет, здесь речь шла не о вопросах совести. Я не хотела оставаться и не хотела возвращаться назад к Джианне, Тильману и моему брату. Моё единственное и самое сердечное желание было последовать за животными. Не за Колином, а за волками. Даже мои сверлящие вопросы умолкли, и мой разум позволил победить моему инстинкту.

Я встала и закрыла глаза, чтобы прислушаться. Снова поднялся вой, не только один, нет — это был устрашающе красивый хор, который посылал мне по позвоночнику одну дрожь наслаждения за другой. Потому что самый глубокий голос, более хриплый, гипнотизирующий вой, не принадлежал животному. Он принадлежал Колину. Он нашёл их.

Я держала глаза закрытыми, когда зашла в лес. Мой слух направлял меня надёжно и быстро, и всё же я не спешила, давая ему достаточно времени, чтобы он мог удовлетворить свой невыразимый голод. Они ожидали меня на своей поляне. Пока они оставались невидимыми за деревьями, но я учуяла их тёплый мех и крошечные комки грязи, которые прилипли к подушечкам лап. И я чувствовала все жёлтые пары глаз, чьи зрачки испытывающе покоились на мне, когда я села посреди поляны на камень и позволила моему взгляду мягко бродить по краю леса.