Расколовшаяся Луна

Когда я прислонилась напротив него к корявому стволу и вытянула ноги, я снова стала немного более бодрой. Мой разум работал теперь более гибко, а не прыжками. Мои мысли вернулись к былой ясности, которой мне уже в течение нескольких недель болезненно не хватало. Кроме того, меня охватило едва заметное, но постоянное чувство упоения, после того, как Колин отдал назад мне моё воспоминание. Это было чувство защищённости, которое исходило от папы. Всё будет хорошо. Всё. И сейчас тоже.

Колин сел, скрестив ноги, на мягкую землю и сцепил свои длинные пальцы.

— Имеет ли смысл рассказывать тебе? Смогу ли я вообще этим всё исправить? Не торопись с ответом. Подумай столько, сколько тебе потребуется времени.

Его пинок мне в живот был бесчеловечным. То, что он наблюдал за тем, как меня рвало, тем более. Гнать меня через грязный канал, перекрыть мне воздух, вызвать всё то, чего я боялась уже в течение нескольких месяцев…

— Если я это пойму, может быть, смогу и простить, — всё же сказала я.

— Ах, Лесси… Если бы чувства подчинялись логики, то, скорее всего, нас, Маров, не существовало бы. Твоя душа не забудет об этом так быстро, как бы сильно ты не пыталась. Поэтому, может быть, для тебя будет легче, если ты будешь думать, что это случилось злонамеренно.

— Восхитительно. Я ещё что-то буду с этого иметь. Зачем ты вообще позволил другим это увидеть? Ладно, наверное, чтобы Пауль обнаружил настоящую сущность Францёза, спасибо, но разве ты не мог повернуть это так, чтобы он, по крайней мере, не понял, что ты сделал со мной? Теперь он постоянно увещевает меня, чтобы я порвала с тобой отношения…

— Именно поэтому, Эли. Поэтому я это и сделал. Они должны были увидеть, какой я. Каким я могу быть.

— Но они не знают, почему! Почему — всегда решающий фактор. И я хочу узнать это — почему. — Колин покачал головой, но я продолжила торопливо говорить. — Я хочу обсудить это с тобой! Останься здесь, пожалуйста. Поговори со мной. — Я задышала быстрее, потому что страх отпустить его сейчас, снова и навсегда, да, удовлетворится неубедительным аргументом, что он просто злой и низвёл мои травмы и шок до тривиальности.

— Я здесь. Спрашивай, что ты хочешь спросить. — Колин молча ждал, пока моё дыхание снова стало равномерным.

— Почему ты вступил в союз с Францёзом, а в последний момент сделал выбор против него? — Снова мой голос звучал агрессивно и враждебно. Это было невозможно предотвратить.

— Я не вступал с ним в союз, — ответил Колин спокойно. — Я ввёл его в заблуждение, также как ввёл в заблуждение тебя.

— Для чего? — вскипела я. — Ты так напугал меня!

— Именно. — Колин поднял свои веки и посмотрел мне прямо в глаза. — Страх, гнев, злость, недоверие. Твои самые сильные эмоции. Они были моим оружием. Я разжигал их.

Я чувствовала себя, будто была парализована. Разжигал мои негативные чувства? Зачем? Они ведь не могли накормить его! Мары жили за счёт красивых, страстных чувств. Они делали их сильными. Значит, Колин вызвал во мне плохие чувства, подстрекал их, а потом… Один момент, сцена в канале. Этот странный вид атаки. Он высосал из меня негативные чувства, чтобы затем…

— Ты отравил его, — высказала я вслух конец моих соображений. — Ты отравил Францёза! А не наоборот. Моими чувствами!

— Я не смог бы победить его в обычной схватке. Я догадывался об этом. Мне нужно было придумать хитрость. — Колин уставился на свои руки. Ногти были изодраны. Он дал откусить их волкам. Но раны на кончиках пальцев уже заживали. — Чтобы обезвредить Францёза, я должен был ослабить его. Что может быть для Мара хуже, чем человеческая паника и недоверие, чем бездонная злость? Злость — это самый сильный противник всех мечтаний. Кто злиться, тот не видит снов, не может испытывать счастье. Недоверие делает вас бдительными. Это лишает вас какой-либо внутренней беспомощности. Паника так вас истощает, что вы даже не можете больше мечтать. Мне была нужна сверхдоза всего этого, которую я должен был в нужный момент вручить ему. А именно тогда, когда он был так сильно голоден и взял бы всё, что только приблизительно пахло человеком. А ты ведь специалист в передозировке чувств.

Какое-то время Колин сидел молча передо мной, длинные ресницы опущены, как будто предался воспоминаниями о ночи. Маленькая морщинка в уголке его рта подсказала мне, что это причиняло ему боль. Мне тоже.

— Это было самым большим риском. Забрать у тебя лишь столько гнева, чтобы ты могла справиться с этим. Тот гнев, который наносил тебе ущерб, и тот страх, который уничтожил бы тебя и его. Но достаточно мало, чтобы сохранить твой баланс. Потому что без гнева и злости невозможно вести достойную жизнь. Без страха тоже. Это была ходьба по тонкому льду. Я должен был совершенно точно оценить тебя, не мог позволить себе ошибиться. Но, как я вижу, я не полностью исчерпал плодородную почву твоего гнева. Он очень быстро снова вырос. Ты просто далека от умеренности, что касается твоих чувств. Ты часто будешь проклинать это, но для схватки это было благословением.