Но когда я захотела вытереться и одеться, зеркало заставило меня остановиться. Может быть, это было и к лучшему, что Колин и я на данный момент были друзьями, хотя эта мысль приносила мне такую боль, что на глазах выступили слёзы. Но в этом состоянии я не хотела показывать ему себя. Мои рёбра выделялись, а мои бёдра были определённо слишком худыми. Единственное, что мне казалось ещё более-менее приемлемым, был мой зад. Я быстро оделась, чтобы не глядеть дальше на этот трагизм, выжила воду из волос. Моё лицо было чрезвычайно бледным — если не сказать неживым, но глаза потеряли их гнетущую апатичность, которая во время моей болезни заставляла меня сразу же отворачиваться от зеркала, когда я случайно смотрела в него. С любопытством и внимательно они смотрели на меня.
В первый раз после ночи на Тришине — сколько после этого прошло времени, я не знала, но должно быть не больше, чем несколько дней, — у меня появилось чувство, что я могу подумать о будущем. Да, будущее снова существовало.
Отдохнувшая и очень голодная, я вернулась на кухню. Тильман действительно приготовил кофе. Он сидел на кухонном столе, рядом с плитой, и терпеливо меня ждал.
— Хорошо, — вздохнула я и обернула полотенце вокруг мокрых волос. — Тогда давай начнём. Pavor nocturnus?
— Раньше я тоже этого не знал. Ты сегодня ночью внезапно ни с того ни с сего закричала и начала брыкаться — блин, Эли, это было действительно жутко. Я ещё никогда не слышал, чтобы человек так кричал. Как будто кто-то пытается убить его. Но твои глаза были закрыты, и мы не смогли разбудить тебя. Ты просто не просыпалась.
Я отпустила полотенце, и холодные волосы упали мне на плечи. Я ничего не могла вспомнить. Вообще ничего.
— Пауль позвонил тогда врачу, доктору Занду, в одну из больниц здесь, в Гамбурге, в то время, как ты продолжала вопить дальше, как сумасшедшая. Доктор сказал, что это возможно Pavor nocturnus. Такое в основном происходит у детей, и не является таким ужасным. Скорее всего, ты в какой-то момент успокоишься и будешь спать дальше. Вытащить оттуда мы тебя не сможем. Так оно и было. — Тельман пожал плечами. — Я приподнял твои веки, и ты смотрела на меня, но ты меня не видела. Свет включен, но дома никого нет. Через некоторое время ты замолчала и спала дальше. Мы положили тебя посередине между нами, на случай, если это случится ещё раз.
— Почему вы не позвонили моему отцу? — спросила я укоризненно.
— Эли… — Тильман посмотрел на меня с сомнением. — Твой отец пропал. Не так ли?
Я опустилась на стул и рассеянно тёрла полотенцем мои мокрые волосы. Конечно… мой отец исчез. Теперь я это снова вспомнила. Он пропал. А также и всё остальное пришло мне на память — что я нашла ключ от сейфа и что Пауль был атакован и, кроме того, стал геем. И что на следующей неделе я должна буду сдать устные экзамены, как я отметила, посмотрев на кухонный календарь. Что случилось на Тришине несколько дней назад, или…? Я медленно считала дни.
— Извини, пожалуйста, — пробормотала я рассеянно в сторону Тильмана. — У меня за спиной двухнедельная карьера зависимости. — Или всё-таки нет? — Как давно ты здесь?
— С позавчерашнего дня.
— С позавчерашнего? Но почему я не заметила этого? — Мои подсчёты развалились, как плохо построенный карточный домик. Здесь ничего больше не подходило.
— Ты спала двадцать четыре часа. И сначала очень тихо и спокойно. Колин находился рядом с тобой. Это он, между прочим, впустил меня.
— Ах. — Я потёрла лоб. У меня в голове всё ещё царил хаос. Колин был здесь, несмотря на Мара. И правильно, поэтому при своём первом визите он зашёл через окно. Чтобы не оставлять следов. Что я объявила полной ерундой, потому что не могла вспомнить, что Пауль был атакован. И скорее всего Мар наконец-то сделал перерыв в своей прожорливости, так что Колин смог снова навестить меня. Во всяком случае, я на это надеялась. Но так как Пауль всё ещё был жив, должно быть так оно и было.
— А почему ты вообще здесь? Тебе это что, приказали твои карты Таро? Или господину стало слишком скучно принимать зимнюю сауну в лесу?
— Карты Таро, — ответил Тильман спокойно. — Я вытянул мою карту на год. И она сказала мне, что я должен избавиться от моих внутренних оков и сделать разворот в жизни. По крайней мере, я так это интерпретировал. Нам нужно что-то предпринять Эли. Против Тессы.
— Я сойду с ума… — Застонав, я заплела мои волосы в спутанную косу. — Так, между прочим, думает мой брат обо мне. Что я сошла с ума.
— Это не ускользнуло от меня. — Тильман широко улыбнулся. Это его забавляло, без сомнений.
— Рада, что тебя это развлекает, — рассердилась я. — Пауль стал, кроме того, геем.
— Геем? Твой брат? Никогда в жизни! — Тильман рассмеялся. — Брось, Эли, да ты в это сама не веришь…
— Конечно, я в это не верю! — Я засунула себе сухой кусок хлеба в рот — что остался от Францёза, который принципиально съедал только верхние части булочек и мякиш хлеба. — Но он уже три года живёт с мужчиной. Мужчиной, содержащим галерею.