Расколовшаяся Луна

— Эти воспоминания… — Колин прочистил горло. — Ты только что сформулировала все очень точно, и ты сама так чувствовала. Я уродливый, потому что пробуждаю ненависть. Я другой. Ты знаешь, почему я ношу эти вещи и кольца, но ты об этом забыла, больше не могла этого чувствовать, потому что не хочешь чувствовать.

Я смотрела мимо него, застывшая и неподвижная. Часть меня хотела извиниться перед ним, умолять его о прощении за то, что я сказала. Но другая часть наслаждалась тем, что была такой жестокой и подлой по отношению к нему. К нему и, следовательно, так же к самой себе.

— Расскажи мне, что случилось. Что я увидела? — спросила я беззвучно, хотя я уже догадывалась об этом. Мои руки соскользнули с моей груди и опустились на простыню.

— Я хотел подать заявку на новые документы, как это часто было, с поддельным паспортом, чтобы можно было на какое-то время остаться в Германии. Ты же знаешь, у меня слабость к немецким лесным угодьям. Но я сразу вызвал у них подозрение, и вместо того, чтобы снова отпустить меня, они стали меня допрашивать, нашли несоответствия, подозрительные моменты. Я подходил по их схеме, понимаешь? Я был другим. К этому ещё тёмные глаза, мой нос… Я дал им целый ряд причин.

Колин сделал паузу, чтобы собраться с мыслями, и вдруг я поняла, что ему было также сложно рассказывать об этом, как мне — слушать. Туман в моей голове рассеивался с каждым словом, а замёрзшее море внутри меня начало двигаться, как бы я не хотела держать его в плену под панцирем.

— Зачем тебе вообще нужно было подавать заявку на документы? Тебе ведь они вовсе не нужны, ты можешь существовать и без них, не так ли?

На один момент Колин отвернулся от меня.

— Моя старая ошибка, — сказал он, наконец. — Я хотел быть настолько человеком, как только возможно, даже, может быть, отправиться на войну — на какой стороне, мне было всё равно. По крайней мере, я бы был в безопасности на фронте. Никаких женщин, никакой Тессы. Может быть, моя хладнокровность чего бы то там стоила. Может быть, меня бы за это ценили.

— О Боже, Колин… — Пойти на войну, чтобы тебя воспринимали как человека, всё равно на какой стороне? Разве чтобы быть человеком, нужно убивать других существ?

— Я знаю. Это было глупо. И произошло то, что должно было произойти: я попал под подозрение, и они доставили меня в один из своих лагерей, где я сначала должен был работать, а потом умереть. Я не распознал серьёзность ситуации, подумал, что смогу убежать, когда только захочу, как только представиться такая возможность — ночью, когда у меня больше всего силы. Но весь страх и ужас, плохие сны вокруг меня, заставили меня сразу же голодать. А я не хотел похищать сны у тех людей, у которых они ещё были, потому что это было единственное, что у них ещё осталось, а ко снам надзирателей я чувствовал отвращение. Кроме этого, существовали только страх и смерть. После только нескольких дней я был настолько же больным и истощённым, как и они.

Я почти больше не могла контролировать тошноту в горле, но моя рука оставалась лежать рядом со мной на простыне. Я не подняла её.

— В какой-то момент они начали отравлять газом. Ты знаешь, что они говорили: вам нужно искупаться под душем, помыться. Потом из насадок выходил газ. Только я выжил. Конечно, я притворился мёртвым, но…

— Я знаю это, — прошептала я. — Я это видела. Я была поймана в тебе. Я была тобой.

Мы молчали, в то время как снаружи журчала вода. Потоп пришёл. Я с удовольствием закрыла бы окно, но я была не в состоянии двигаться. Колин сделал это за меня, хотя он ненавидел быть запертым. В эти тихие минуты может быть больше, чем когда либо.

— Они ставили надо мной эксперименты, когда поняли, что газ не может мне навредить, но и эксперименты…

Колин был не в состоянии рассказать до конца. Но это было и не нужно. Я уже тогда в школе не могла понять, и я всё ещё этого не понимала. Я верила, да, и я знала, но я не понимала этого. Медицинские эксперименты были частью всего этого. В конце концов, речь шла о том, чтобы вывести и искоренить. Массовое убийство было только средством для достижения цели.

— Как тебе удалось снова выбраться? — спросила я, после того, как заставила рвоту вернуться назад в мой пустой желудок. Горький привкус остался на языке.

— Тесса. Она освободила меня. Однажды ночью она вытащила меня из кучи трупов и сбежала со мной, перепрыгнув через забор. — Колин отвернулся и спрятал лицо в своих руках. Дрожь пробежала через его обычно такое хорошо контролируемое тело. Ему было стыдно. — Я был ей благодарен. И я себя за это презираю, потому что не будь её, этого никогда бы не случилось. Не будь её, я бы, вероятно, никогда не покинул бы свою родину. Не будь её, твоя душа была бы сейчас всё ещё невредимой.

— Моя душа никогда не была невредимой, Колин, — сказала я, и ледяная вода затопила меня, сдавила моё горло и прорвалась через мои глаза. Сбитая с толку, я подняла мои пальцы и положила на мокрые щёки, пока не поняла, что я плачу.