Расколовшаяся Луна

— Эли, это не может так продолжаться, — посетовал Пауль, после того как отвёл меня назад в постель. — И таблетку я тебе не дам. Ты почти в течение двух недель каждый день, утром и вечером, получала по две штуки — а это для твоего веса вообще-то уже слишком много. Эли, это был морфий вначале, теперь это анальгин, и ты принимаешь к тому же сильное снотворное — это всё не предназначено для длительного применения, и ты это знаешь!

— Пожалуйста, Пауль, пожалуйста!

— Я себя спрашиваю, что это за парень, который доводит тебя до такого состояния, доставляет ко мне среди ночи, приказывает мне вколоть тебе морфий и больше не навещает тебя, — ругался Пауль гневно. — На самом деле, вы оба можете сразу… — Он замолчал. — Это тип кажется мне жутким.

Как и я, подумала я. Потому что так и было. Пауль боялся того, во что я превратилась. И поэтому он должен выполнить моё желание.

— Одну единственную, Пауль. Ты ведь мой брат, пожалуйста…

— Да, я твой брат, но не врач. Меня могут посадить за то, что я здесь делаю. Я хочу, чтобы ты пошла к профессионалу. Больше я не могу нести за это ответственность. Я позвоню моему домашнему врачу. — И Пауль достал свой мобильный из кармана штанов и начал искать номер телефона.

— Нет, Пауль, никакого врача. Я снова буду здоровой, если ты дашь мне ещё одну таблетку, только одну… — Чтобы я не могла видеть сны и чтобы я забыла. Вы не позволили мне умереть, так что позвольте мне, по крайней мере, забыть.

Потому что как только действие таблеток ослабевало, мои виски снова начинали стучать, и каждый удар делал образы в моей голове яснее — панические, полные ужаса глаза, которые смотрят на меня, будто я могу помочь им; я видела бледные плитки на стенах, стерильный пол, все эти истощённые измученные тела, я могла чувствовать запах смерти и газа, слышала крики и мольбы, и жалобные стоны. Слишком громко и пронзительно. Я сжимала глаза и засовывала пальцы в уши, прижимала нос к моей подушке, но образы были слишком сильными, они преследовали меня. Только когда следующая таблетка начинала действовать, они постепенно уплывали, становились, в конце концов, расплывчатыми и терялись в глубоких серых, успокаивающе холодных клубах тумана, который замораживал всё, что могло подобраться ко мне слишком близко.

Я хотела и дальше продолжать тупо дремать, ничего не чувствовать и ни о чём не думать, всё расплывчато и мягко, так что даже тоска по Колину не могла выбраться наружу. Тоска по мужчине, которого я бы ненавидела, если бы была способна на такие сильные чувства. Но я этого не хотела. Поэтому мне нужны были таблетки. И хотя мой мозг казался нефункционирующей пустой массой, внезапно в моё сознание проникла ясная мысль: Песочный человек. Должен прийти Песочный человек.

— У меня есть врач, Пауль, позвони ему. Я была у него, когда сказала тебе, что иду мыть полы. Он практикует здесь, в Гамбурге, он специалист по сну, а у меня ведь эти ужасные кошмары и потом все эти вещи с Марами…

Пауль остановился и опустил телефон.

— Как его зовут? — спросил он подозрительно. Он мне не верил.

— Доктор Занд, он работает в Иерусалимской больнице. Пусть тебя с ним соединят, скажи ему моё имя… чтобы он пришёл сюда… ой, моя голова…, - застонала я. Опять стало хуже, хотя Францёз ушёл. При каждом вдохе, каждом слове, каждом движение моего лица, боль проносилась к вискам и вращалась, как турбина, в моём черепе.

Полчаса спустя доктор Занд сидел на краю моей кровати и смотрел на меня с тревогой. Но и Пауль тоже был в комнате.

— Пауль, ты не можешь принести мне стакан воды? — попросила я его. Мне нужно было избавиться от него, чтобы можно было говорить открыто. Он кивнул и исчез.

— Колин, тот Камбион…, - прошептала я, торопясь. — Я подарила ему одно из своих воспоминаний, потому что он был голоден, а потом… потом что-то случилось, что… после этого я стала такой! У меня боли, и я не хочу видеть сны, ни в коем случае, и мне нужны таблетки, мне они на самом деле нужны! — Шаги Пауля приблизились.

— Не могли бы вы оставить нас наедине, господин Фюрхтегот? — попросил доктор Занд Пауля вежливо, после того, как тот поставил воду на прикроватную тумбочку. — Позже мы охотно можем всё вместе обсудить, но в ходе терапии лучше, если я сначала поговорю с моей пациенткой наедине.

Пауль это понял, и мы молча ждали, пока он не ушёл на кухню.

— Что именно произошло, Елизавета? Вы должны попытаться вспомнить.

— Нет, пожалуйста, не надо! — воскликнула я дрожащим голосом. Я даже не хотела об этом думать, не то чтобы вспоминать. — Там везде… это как корка льда, я не могу её сломать, но я знаю также, что это убьёт меня, если я сломаю её. Поэтому мне нужны таблетки. Если я их принимаю, то не чувствую больше этого льда.

Лучше я не могла объяснить. Удручённо я опустилась назад на подушку.

— Вы что-то вытесняете из памяти, Елизавета.

— Это я сама знаю! — огрызнулась я на доктора Занд. — Моё тело и голова делают это за меня. Я не могу это контролировать.