Расколовшаяся Луна

— В субботу? Может быть, в шесть вечера? — Я не хотела назначать встречу слишком поздно. Это только усилит её недоверие. С другой стороны, Пауль должен быть более и менее живым. Кроме того, я знала, что в субботу не будет никакого вернисажа. У Пауля и Тильмана будет время. Джинна вытащила свой органайзер из сумки и открыла его.

— У меня в девять часов ещё есть ночная экскурсия в Диалоге в темноте.

— Это у нас на улице! Указание судьбы, не так ли? — Я попыталась умерить свою радость, потому что Джианне было явно не до вспышек веселья. Она выглядела почти так, словно сожалела о своём мужестве.

— Старая Вандрам, 10, - сказала я быстро. — Пауль Фюрхтегот. Спасибо! У него классная квартира, прямо возле воды, с большими комнатами и… — С крысами. Чешуйницами. Францёзом. Марами. Я хотела засунуть Джианне деньги в руки. Но она их не взяла.

— Тогда увидимся в субботу, — сказала она холодно, развернулась и ушла прочь.

— Получилось, — прошептала я удовлетворённо. С закрытыми глазами я облокотилась на стену рядом с «Крушение надежды» и глубоко вздохнула. Джианна ни капельки мне не доверяла, но мне как-то удалось пробудить её любопытство. И, может быть, этим уже было сделано полдела. Если вечер удастся, и она посчитает нас приятными, и к этому ещё сможет спасти Пауля из его сексуальной путаницы, тогда у меня, быть может, будет возможность познакомиться с ней поближе. До то, чтобы посвятить её в нашу тайну, было ещё очень далеко.

Но в этот момент мне было бы вполне достаточно того, если бы она понравилась Паулю. Потому что это могло придать ему сил, которые ему были нужны, чтобы выстоять.

Глава 28 Капелька утешения

— О Боже, что я за дура… — Из чистой досады я ударила себя по лбу. Я как раз рассказывала Тильману о моей встрече с Джианной (и хотя рьяно использовала технику пропусков, стало ясно, что в этом деле не заслужила никаких почестей). И в тот момент, когда я рассказывала ему о своих намерениях сводницы, поняла, что всё могло бы быть для меня намного проще. Вместо того чтобы восторгаться голубыми глазами Пауля, мне следовало только упомянуть о его предполагаемых художественных амбициях. В конце концов, это было то, что могло связать обоих друг с другом.

Тильман даже не пытался скрыть свою усмешку.

— Но она придёт? — удостоверился он.

— Я на это надеюсь, — сказала я, хотя больше не была в этом уверенна. Я, на её месте, скорее всего, осталась бы дома.

— Что она вообще из себя представляет? — Тильман облокотился, сидя на своей узкой койке, на стенку и этим дал мне понять, что началась наша вечерняя психотерапия. По-другому это вряд ли можно было назвать. Я сидела весь день-деньской одна дома, и как только мальчики возвращались домой, Тильман и я ломали свои уже дымящиеся головы и пытались друг друга убедить в том, что делаем всё правильно и переживём эту ночь.

— Не для тебя, — ответила я уверенно. У Тильмана даже не должно возникнуть идеи начать заигрывать с Джианной. — Слишком старая. Ей точно около двадцати пяти.

Тильман небрежно пожал плечами.

— Моя первая была на пять лет старше. Ну и что?

— Ты оставишь её в покое, не то поедешь домой, понятно? — Я уставилась на него так грозно, как только могла.

Тильман, как всегда, ни капельки не испугался.

— Опиши мне её несколькими словами. Какой она тебе показалась?

— Хммм… разочарованная, двадцатипятилетняя с комплексом альтруизма и повреждённой осанкой.

— Не похоже на стойкую журналистку. Она, по крайней мере, хотя бы красивая?

— Да, красивая, если тебе нравится такой тип женщин, — признала я ворчливо. — Меня интересует то, можно ли ей доверять, а не её размер груди. Я всё ещё спрашиваю себя, почему папа считает её идеальным союзником. Должен же он был иметь при этом что-то в виду.

— Эй, Эли… — Тон Тильмана стал серьёзным, его усмешка исчезла. — Ты вообще допускала то, что твой отец может быть мёртв?

Слово «мёртв» ударило меня словно кнутом. Мои ноги вздрогнули, потому что я хотела встать и убежать. Только горящий взгляд Тильмана удерживал меня. Я ненавидела его за его катастрофическое чувство такта и прямоту, но я осталась сидеть.

— Конечно, допускала! — воскликнула я разгневанно. — Что ты вообще думаешь? Что я страдаю от потери реальности? День и ночь я думаю только об этом, если как раз не занята тем, чтобы спасти душу моего брата или тосковать по Колину, что не работает, потому что я… ах, ты этого не поймёшь!

Тильман молчал, но продолжал смотреть на меня дальше с почти безжалостным любопытством.

— Он снится мне почти каждую ночь — что мама и я смогли вернуть его, но он такой уставший, бесконечно уставший. Он остаётся только ради нас. На самом деле он не хочет находиться там, но мы не отпускаем его, потому что не сможем вынести, если потеряем его во второй раз. — Мои слова прозвучали так окончательно, что моё сердце начало болеть. Снова большой ком образовался у меня в горле, который уже при встрече с Джианной я смогла проглотить только с трудом.