Расколовшаяся Луна

— Я поверю в это только тогда, когда у меня будет доказательство, что его больше нет. Только тогда! Ещё всё возможно. А теперь перестань смотреть на меня так. Я и сама знаю, что это я виновата во всех этих несчастьях! Он на моей совести!

Я отвернулась и прижала лицо к подушке, чтобы Тильман не видел моих слёз. С Колином я никогда не чувствовала себя уродливой, когда плакала. С Тильманом — да. В его присутствие я не хотела показывать ни одной слезинки. Я была уверена, что они ему не нравились. Он встанет и уйдёт. Когда я тогда, после встречи с Тессой, ревела рядом с ним, это было совсем другое. У нас у обоих был шок. Наверное, он даже не заметил этого. Но парням не нравились плачущие девушки, это был древний закон.

И так оно и случилось. Я услышала, как заскрипели пружины его кровати, потом удаляющиеся шаги. Это меня не удивило и всё-таки так разозлило, что я со всей силы пнула стену.

— Я сойду здесь с ума, — всхлипнула я и ударила кулаком в подушку. Я чувствовала себя в ловушке, окружённой водой, туманом и крысами и в постоянном страхе пред Маром, который сегодня ночью, скорее всего, снова посетит Пауля. А мы не могли ничего против этого сделать, совсем ничего… Эта квартира была тюрьмой. Я тосковала по лесу и дому Колина, по тому покою, который я всегда там испытывала. Пока не появилась Тесса. Она всё разрушила.

Шаги Тильмана снова приблизились. Я задержала дыхание. Что-то шлёпнулась рядом со мной на подушку, и слабый запах какао коснулся моего носа.

— Я не особо хорошо могу утешать, — заметил Тильман объективно. Его кровать, скрипя, просела, когда он сел на своё привычное место возле стены. — Но шоколад никогда не помешает. В нём что-то есть, что поднимает настроение.

Я рассмеялась сквозь слёзы. В этот момент у меня действительно не было желания есть шоколад. Тем не менее, я взяла его и сунула кусочек в рот. Смотреть на Тильмана я всё ещё не хотела.

— Я считаю, ты судишь себя слишком строго, Эли. — Тильман говорил снова как учитель. Теперь я знала, что это было, можно сказать, наследственно. — Если завтра на землю упадёт астероид, наверное, ты тоже будешь виновата, потому что в тайне пукнула, и этим нарушила орбиты планет, не так ли?

Я вытащила салфетку из кармана джинсов и основательно высморкалась, прежде чем решилась ответить.

— Я просто не могу вынести мысль о том, что моя мама сидит совершенно одна в этом большом доме и втайне меня ненавидит. Теперь у неё никого нет. Но я не могу находиться и рядом с ней, потому что меня постоянно преследует такое чувство, что я должна защищать себя. И в то же время мне так её бесконечно жаль. Мне так её жаль!

— Да, но твоя мама взрослая. Кроме того, я немного порасспросил моего отца насчёт него и его разговора с ней. Ты совершенно неправа, Эли.

— Неужели она что-то рассказала ему?

— Нет, не рассказала. Мой папа тоже думает, что твой отец пропал без вести. Но твоя мама, вероятно, сказала, что уже давно ожидала этого и что снова и снова возникали критические ситуации.

— Критические ситуации? — Я повернулась к Тильману, так как мои слёзы более и менее высохли. Критические ситуации — это было милым приуменьшением. И так типично для мамы. Тильман кивнул.

— И она также сказала, как ужасно ей его не хватает. И что иногда это было почти ещё хуже для неё, постоянно бояться того, что он исчезнет. Но прежде всего она беспокоится о тебе. Что ты можешь начать его искать. Она ожидает это и просто надеется, что твоей душе не будет нанесён ущерб. Это она сказала моему отцу. А это звучит не так, будто она тебя ненавидит.

Я положила себе на язык второй кусочек шоколада и позволила ему медленно растаять во рту. Тильман ошибался. Он умел утешать, хотя при этом излучал обаяние морозильника, и его слова не могли меня ни успокоить, ни освободить от чувства вины.

— Кроме того, я считаю, что ты хорошо справляешься. Ты пытаешься спасти своего брата, и с Клином, пожалуй, тоже не так просто. И мимоходом ещё заканчиваешь гимназию на отлично. Тебе нужно быть немного более мягче к себе самой. Правда, расслабься немного, Эли.

— Расслабится, — фыркнула я. — Пффф… — Для меня всегда было загадкой, как это сделать. По команде расслабиться. Я слышала это изречение не в первый раз. Тем не менее, я знала, как должна оценить его, когда это говорил Тильман. Тильман от меня ничего не ожидал. И сделать я должна была это вовсе не для него, а для себя.

— Кроме того… — Тильман вытянул руки над головой и зевнул, хрустя челюстью. — Кроме того, у меня для тебя есть сюрприз. — Он указал на полочку, находящуюся по диагонали надо мной. — За старой сумкой врача.

Я встала и отодвинула сумку в сторону.

— Камера!

Тильман сделал это — дырка была просверлена, камера установлена. Чтобы проверить, я её включила и посмотрела через объектив. Она была направлена прямо на кровать Пауля, под впечатляюще широким углом, который включал в себя так же окно.