Расколовшаяся Луна

— Это Тильман. Он не важен, — объяснила я, толкая его небрежно в полутьме коридора. Он только ухмыльнулся и исчез в нашей комнате. По крайней мере, он казался снова более или менее нормальным. Неужели я только вообразила себе его состояние? Запоздалое последствие от шока из-за кофеина?

— Чем здесь так странно пахнет? — Изящные ноздри Джианны вздрогнули.

— Ничем. Заходи! — воскликнула я и отступила в сторону. Джианна вылезла из своей куртки и сняла шарф с шеи, в то время как разглядывала картины на стене.

— Ага, — заметила она, сморщив нос. К моему ужасу, это «ага» прозвучало ни с восхищением, ни с энтузиазмом, а убийственно. Что опять было не так? Картины были моим козырем.

— На кухню! Лучше давай пройдём на кухню. — Я перегнала её и окрылённая прошла вперёд, в надежде, что её глаза критика оторвутся от стены и она последует за мной, что, к счастью, и произошло, хотя странный запах на кухне естественно был самым навязчивым. Быстро я поставила готовые тортеллини и соус в духовку и открыла окно. Потом, затаив дыхание, повернулась к Джианне. Она смотрела на меня полная ожиданий, упёршись руками в бока. Что мне ей сказать? Мне был срочно нужен мой брат.

— Пауль! — позвала я властно. Смыв туалета зажурчал. Ещё и это. Он снова проводил одно из своих заседаний. Если он сейчас завопит на всю квартиру, что срёт, как он это любил делать… Но нет. Пауль пришёл к нам быстрее, чем я думала, и солнце взошло как на моём лице, так и на лице Джианны.

На нём был надет чёрный пуловер и одни из его тёмно-синих дорогих джинсов, что благосклонно скрывало животик, а вместо этого подчёркивало широкие плечи. Волосы закручивались, как у папы в его лучшие времена, а его стального цвета глаза блестели. Плюс кольца на руках и изысканные часы — я не пообещала слишком многого.

Улыбнись, Пауль, упрашивала я в мыслях. И он это сделал. Солнце достигло своего зенита. Блаженно я улыбнулась вместе с ними, когда уголки губ Джианны поднялись вверх, а маленькие скептические складки возле носа исчезли. Внезапно она стала выглядеть на пять лет моложе.

— Я Пауль. — Он протянул ей свою руку.

Посмотри, Джианна, у него красивые руки. Руки хирурга. Энергичные и чуткие. Чего ещё можно желать? Джианна взяла её, а он удерживал её тонкие пальцы на одну долю секунды дольше, чем было нужно.

— Всё сейчас будет готово! — щебетала я. Потом прыгнула мимо двух воркующих голубков в коридор.

— Да! — возликовала я приглушённо, подняв кулак вверх. — Гол забит! — Я протанцевала от счастья один раз вокруг своей оси, пока не заметила, что Тильман выглядывает из нашей комнаты и наблюдает за мной. Я показала ему язык. Пусть себе забавляется.

— Ты не можешь, пожалуйста, присоединиться к нам? Сейчас я подам еду. И предупреждаю тебя, ты не будешь с ней флиртовать.

— Мне нравятся голубые глаза, а не коричневые.

— Ах? Действительно? — Я смущённо замолчала, когда заметила требовательный тон в моём вопросе. У меня были голубые глаза. По крайней мере, большая часть в них была голубой. Серо-голубой. И немного зелёной. Тильман только усмехнулся.

— Твои не голубые. Но они мне всё равно нравятся. Настоящие глаза эльфа.

— Глаза эльфа? — завизжала я в ужасе. — Неужели ты хочешь оскорбить меня?

— Вот блин, — пробормотал Тильман. — Я сделал комплимент и снова не так. — Он провёл себе по руке и вздрогнул.

— Что ты снова натворил? — Я взяла руку Тильмана и повернула её. Внутреннюю сторону локтя украшала уродливая, сочащаяся рана. Так же и ладонь была покрыта маленькими ранками. Выглядело так, будто он обжёгся.

— Несчастный случай с одним из лаков Пауля. — Он отобрал свою руку и закрыл её пуловером, так что большую рану больше не было видно.

— С каких это пор лак разъедает кожу? — Спросила я с подозрением. Тильман пробормотал что-то про «аллергию» и «голод» и оставил меня одну, сбежав на кухню. Какое дело мне было до его разъеденной кожи? Джианна была не в его вкусе, но, возможно, Пауль был во вкусе Джианны. А так как путь к сердцу лежит через желудок, то я должна быстренько накрыть на стол.

Тортеллини во время вынужденного пребывания в духовке стали воскового цвета и выглядели так, будто были жёсткими, как камень. Грибной соус выглядел не лучше. Он был покрыт толстой плёнкой, которая при перемешивании превратилась в неаппетитные лохмотья. Не важно. Я переложила и то, и другое в миски и поставила их на стол.

На один момент воцарилось неловкое молчание. Уголки губ Пауля дрогнули, потом он вернул себе своё самообладание.

— Кто хочет попробовать первым? Гость, не так ли? — Я вырвала у Джианны её тарелку, которую она крепко держала в руках, и обильно наложила в неё лапши и соуса. Никто всё ещё не сказал ни слова. Тильман хотел наложить себе сам, а Пауль уже после первого половника закричал:

— Стоп!

— Приятного аппетита! — прервала я молчание и посмотрела на всех, приглашая начать есть.