— На сотрудника солидной компании, разве нет?
— На механическую куклу, — Киса остановилась напротив подруги. — Женька, перестань, пожалуйста. Не отдаляйся!
— Ир, всё хорошо, правда. Не знаю, чего ты там напридумывала себе, но у меня всё отлично.
Выберусь из завала, и мы обязательно вместе сходим куда-нибудь, обещаю, — затушив окурок, Копейкина поднялась и направилась к выходу. Обернувшись через плечо, она виновато произнесла:
— Прости, у меня ещё много работы.
— Я понимаю.
— Я провожу тебя, — толкнув дверь, Женя замерла на секунду и тут же попятилась назад.
— А я тебя искал, — Роман вошёл в курилку. Бросив взгляд на Финогенову, он кивнул: —
Приветствую. Можно мне наедине поговорить с Евгенией?
— Да, конечно, — Ирина протиснулась мимо него, выходя. Что ж, возможно, этот человек сможет
повлиять на её подругу.
— Долго ты ещё будешь бегать от меня? — Смирнов пристально смотрел на девушку.
— Кто это бегает? Тебе показалось. Извини, у меня работы полно, — она попыталась выйти, но
финансист, схватив её за руку, не позволил.
Плотно закрыв дверь, он оттолкнул Копейкину к стене и, подойдя совсем близко, навис над ней, упираясь руками в бетонную шероховатую поверхность по обе стороны от её головы:
— Думаешь, я совсем идиот? Каждый раз, когда я хочу поговорить, ты находишь миллион причин, чтобы отказаться! Ты даже в столовую ходить перестала, а сюда прибегаешь на пару минут, когда
точно знаешь, что не останешься со мной наедине или вообще не столкнёшься!
— У тебя больная фантазия, Ром.
— Я звонил тебе вчера вечером.
— Наверное, я была в душе и не услышала.
— Почему не перезвонила?
— Забыла.
— Ты стала слишком забывчивой, как я погляжу.
— У меня очень много работы! Ты сам знаешь, что это такое. Дай пройти, — Женя попыталась
отпихнуть от себя шатена, но он даже не шелохнулся.
— Скажи, куда делась моя девочка-зажигалка? — Роман провёл пальцами по её щеке. — Что ты с
собой сделала? Это не ты, Женька. Это кто-то другой, чужой и непонятный. Вернись, я прошу тебя.
— Да что вы все прицепились ко мне? — Копейкина повысила голос. — Не трогайте меня! Оставьте
в покое! Я что, так много прошу?
— Очень много. Жень, у Олега соревнования весной, а он, по словам тренера, думает явно не о них.
— Так вот в чём дело? Сними своему сыночку шлюху, пусть пацан напряжение сбросит!
— Думаешь, меня волнует только это? — тёмно-зелёные глаза вспыхнули гневом.
— А что ещё? Мальчик стал давать плохие результаты… — хлёсткая пощёчина обожгла щёку, не
позволив Жене продолжить.
— Иногда ты не замечаешь, как больно делаешь словами людям, которые любят тебя, — Смирнов
посмотрел на неё с сожалением и быстро вышел, оставив ошеломлённую девушку в одиночестве.
Потерев горящую щёку, Копейкина закрыла глаза и сползла по стене на пол, обхватив колени
руками. Больно. Ей тоже больно. Очень больно.
Она всю жизнь старалась быть сильной, жить вопреки, идти наперекор и не сдаваться, а сейчас
впервые убегала и пряталась от проблем. Лучшая защита — нападение. Эта стратегия поколений
только что образовала пропасть между ней и её другом. Другом, который за короткое время стал
ближе, чем многие за долгие годы. А как ей оставаться спокойной, если глядя на него, она видит
другого человека и тут же вспоминает пустой взгляд карих глаз, брошенный на неё с равнодушием и
толикой брезгливости? Мы видим то, что хотим видеть, и Женя не стала исключением. Все эти дни
она накручивала себя и изводила, находясь на грани срыва. Пружина внутри неё сжалась до предела
и только ждала момента, чтобы выпрямиться одним мощным толчком.
Спрятавшись ото всех у Лёни, она, коротая вечера с пачкой сигарет и бокалом коньяка, думала о
своей жизни, в которой пора было что-то менять. Нет, она ни капли не жалела о прошлом, она просто
хотела сделать что-то, способное избавить её от нахлынувших бурным потоком чувств и эмоций, которые были ей чужды. Перемены были резкими даже для неё самой, и она ещё какое-то время
пугалась отражения в зеркале. За несколько дней она превратилось в то, кем была теперь — робот с
запрограммированным набором действий. Так казалось проще. Проще, когда не подпускаешь никого
слишком близко. Со всем можно справиться, пока в твою душу не ломятся. Только вот Роману было
плевать на это, и он разворошил её эмоции, как мальчишка-сорванец — улей. Он срывал с неё все
защитные слои, проникая под кожу, и она, обороняясь, жалила его словами. Ужалив, пчела умирает.
Опустошённая, измотанная, выдохшаяся, Копейкина тихо всхлипнула. Слёзы. Откуда? Разве она
умеет плакать?
Громко переговариваясь, в курилку вошли Сизов с Финогеновым. Заметив сгорбившуюся тонкую
фигурку на полу, оба замерли. Щербатый первым пришёл в себя и дёрнулся к девушке:
— Женя? Жень, ты чего? Случилось что? С Лёнькой что-то?
— Всё хорошо, — отчеканив, она поднялась и, гордо выпрямившись, смахнула рукой слёзы. Никто
не увидит её падения. Никто. Ни один человек никогда не узнает, какой слабой она может быть.
— А ревёшь почему? — Толик сдвинул на переносице густые брови.
— Дым в глаза попал, — Женя натянула на лицо улыбку. Повернувшись к генеральному, она