Так что же представляет собой миф истории в эпоху модерна? Подведем итог. Сингуляризация, превращающая множество историй в одну, позволяет увидеть большую целостность истории. Мировое время приобретает телеологическую направленность в виде стрелы времени, становясь всемирной историей. Она имеет универсальную ось времени, на которой упорядоченно размещаются различные культуры, рассматриваемые в целом. При таком взгляде возможно сравнение культур между собой, причем каждая из них оказывается более прогрессивной или же более отсталой, чем другая. Таким образом, в едином мировом времени уже заложена идея прогресса. По словам Козеллека, базовое представление о прогрессе «коренится в понимании асинхронности происходящего в одно и то же время», понимании, которое постоянно «рождает импульсы для сравнения прогрессивности»[71]
. Открывшийся хронотоп всемирной истории позволяет соотносить различные исторические процессы, но он же препятствует тому, чтобы из истории извлекался урок на будущее. Исключение этой возможности дало обоснование современной исторической теории в виде двух неизменно повторяющихся тезисов: тезиса о сингуляризации и тезиса historia magistra vitae (позднее мы рассмотрим этот тезис более подробно). Оба тезиса были сформулированы Козеллеком и приобрели в исторической науке статус неприкасаемых. Вполне очевидно, что оба тезиса служат цели четкого разграничения между традиционной и новой исторической наукой. Традиционно существовало множество историй, из которых можно было извлечь уроки для настоящего и будущего. Истории во множественном числе, имевшие чувственную и смысловую структуру повествования, ориентировались на сохранение в памяти, чтобы ими можно было руководствоваться в будущем. Иными словами, истории носили проспективный характер. Новая историческая наука решительно отказалась от ориентации на будущее, прочно закрепленной во множественных историях их нарративной и смысловой структурой. Проспективная смысловая структура превратилась в ретроспективную реконструкцию цепочек событий, восстанавливаемых с максимальной объективностью. Если множественные истории, как и философия истории, были нацелены на будущее, то наука о единой и единственной истории сосредоточивалась исключительно на прошлом. Ради институционального обеспечения методологической сосредоточенности на прошлом это прошлое необходимо было радикальным образом отсечь от настоящего и будущего. Теперь уже не допускалась взаимопроницаемость прошлого, настоящего и будущего в виде уроков истории или сохранения памяти о событиях, которые этого достойны. Обращаясь к прошлому, историческая наука вынуждена закрыть общий с ним горизонт будущего, позволявший традиционным историкам общаться со своими будущими читателями. Разделение означало, что прежняя эпоха завершилась, началось стремительное движение в вызывающее энтузиазм Новое время. Имелась лишь одна возможность для того, чтобы воспользоваться новой свободой, – «разрушение традиционного пространства опыта, где раньше властвовало прошлое и где теперь эту власть удалось преодолеть»[72]. «Разрушение» и «преодоление» – в этих словах еще ощутим тот пафос, с которым историческая наука разрывала связь между фазами времени.Миф истории эпохи Модерна подразумевал радикальное отсечение исторической науки от настоящего и будущего, лишая ее всякого проспективного содержания, однако вместе с тем общественный горизонт времени устремлялся в будущее. Главный тезис и посыл данной книги заключается в том, что решительное противопоставление «пространства опыта» и «горизонта ожидания», которое канонизировано научным сообществом и о котором постоянно говорят в практической сфере, не только стало максимой исторической науки, но и возведено в ранг главного постулата темпоральной культуры Модерна. Фундаментальная взаимосвязь прошлого и будущего, из которой исходит любой человек и любой социум, была принципиально разорвана «маниакально сецессионистской» культурой Модерна. Наводить мосты над бездной, разделившей прошлое и будущее, возбранялось не только историкам, сам темпоральный режим Модерна принял разделение этих фаз времени в качестве постулата. Методологическое самоограничение историографии как чисто ретроспективной науки, с одной стороны, и ее интеграция в исключительно проспективную темпоральную культуру Модерна, с другой, непосредственно взаимосвязаны. Чем радикальнее из целостного времени вычленялось прошлое в качестве научной «истории», тем больше ориентировалась История как целое исключительно на будущее. Миф истории в эпоху Модерна в том виде, в каком его разрабатывали и продвигали теоретики исторической науки в шестидесятые и семидесятые годы, оказался отражением и главной предпосылкой темпоральной культуры Модерна.
Теория модернизации и теории Модерна