Необходимо признать, что Красин в своих сомнениях и терзаниях насчет «запасного аэродрома» был не одинок: эти мысли посещали многих старых членов партии. И некоторые из них, даже занимавшие ответственные посты, отваживались говорить об этом, пусть и не публично, а так, в частном порядке… Ленину. И Владимир Ильич, что называется, входил в положение. Он просит Красина «дать место в Берлине» одному из старейших большевиков Григорию Шкловскому[1681]
: «Я не хлопочу за „пост“ для него, а только за возможность жить за границей:Леонида Борисовича все больше беспокоили тревожные новости о стремительно ухудшающемся состоянии вождя, что могло означать только одно — жестокую борьбу за передел власти в Москве. Размышляя об этом, он даже невольно поежился, вспоминая, как меняется отношение к нему со стороны верного ленинского соглядатая Фотиевой от посещения к посещению Кремля: с каждым разом она становилась все более холодной и категоричной, а иногда даже не считала нужным скрывать раздражение в ответ на его вопросы о причинах вызова к вождю или его настроении. Это был плохой знак. Уж кто-кто, а она точно улавливала перемены в отношении Владимира Ильича к старым соратникам по партии. Да, покачал головой Леонид Борисович, без интриг Ломоносова тут явно не обошлось. И как-то не к месту почему-то припомнилось Красину, что под постановлением СНК о «красном терроре» от 5 сентября 1918 г. стоит и ее подпись.
Чем дальше, тем чаще Красин возвращается к мысли о необходимости покинуть Россию и перебраться на жительство в место поспокойнее, пусть даже менее сытное для него лично. Занятый этими размышлениями, Красин почти с отвращением вновь бегло перечитал присланные ему из Москвы, как тогда было принято говорить, «установочные документы» по работе с кадрами загранучреждений. Резанула глаза фраза о необходимости «вычищения» всех, оказывающих «сопротивление орабочению и окоммунизации», укрепления руководящего состава «выдвиженцами», большего доверия в работе к новым кадрам. Особо его раздражало указание добиться такого положения, чтобы «среднее звено полностью окоммунизировано»[1685]
. Он несколько раз перечитал это выражение, где явно не хватало глагола «было», но того, кто это написал, нелепость построения предложения, с точки зрения правил русского языка, нисколько не смущала. «Явно писал очередной выдвиженец», — подумалось ему. Откровенно говоря, его все больше и больше смущало расцветающее пышным цветом спецеедство, стремительно набиравшее обороты. «На многих фабриках, особенно в провинции, до сих пор еще гонение на спецов, выживание их из квартир»[1686] продолжается, и это пугало даже его, столь популярного и авторитетного в партии человека, чьим именем назывались пароходы, электростанции и фабрики.Хотя и этот вопрос — поиска комфортного пристанища — после заключения торгового договора с Англией был для него в принципе решен: Ллойд-Джордж человек надежный, именно такой, с каким и стоит иметь дело. Казалось бы, в пользу подобного выбора достаточно аргументов. Взять хотя бы девочек. Дочери Красина, получившие образование в частных британских учебных заведениях, воспитанные в буржуазной среде и морали, мечтали сделать «хорошие партии». И, надо сказать, средней и младшей дочерям это вполне удалось[1687]
. Начиная где-то с 1923 г. Красин все чаще задается вопросом: а верно ли он поступает, не давая детям возможности «пустить корни как следует и в заграничной» обстановке?[1688] Да и что могло ожидать в России этих девиц, привыкших к яркой светской жизни и увлеченно играющих в новомодный в Англии «hockey» (именно так Красин зачастую пишет это слово в письмах)?