«Распил» на троих: Барк — Ллойд-Джордж — Красин и золотой запас России

К тому же личное расположение к нему такого влиятельного политика с мировым именем, как Ллойд-Джордж, буквально открывает ему двери в высшие кабинеты власти практически во всей Европе. Так, встретиться с ним посчитал за честь недавно пришедший к власти Муссолини[1689], восходящая звезда на политическом небосклоне Италии. Он лично (4 декабря 1922 г.) принял в Риме Леонида Борисовича, который находился там как бы проездом на отдых в городке Таормина[1690]. И, конечно же, Красин в красках расписал Муссолини (не забыв особо указать на свои любимые концессии) те «громадные экономические возможности», которые откроются, если Италия «решится затратить некоторые капиталы на работу в России»[1691]. И тот, по мнению Красина, безусловно, заинтересовался.

Вероятно, Бенито Муссолини счел необходимым наладить личный контакт с Красиным после инцидента с обыском в советском представительстве 1 ноября 1922 г., поскольку убедился во время Генуэзской конференции, что этот большевик является столь значимой фигурой. И хотя лично Красин особыми достижениями в ходе ее работы не отметился, разве что вновь весьма к месту продемонстрировал западным оппонентам торговое соглашение с Великобританией от марта 1921 г., где было зафиксировано взаимное обязательство об отказе от враждебной пропаганды, Муссолини для себя отметил, что даже Ллойд-Джордж и лорд Керзон готовы разговаривать с этим человеком и зачастую считаются с его мнением. Сам Красин полагал встречу с Муссолини большим успехом. Ему явно доставило удовольствие услышать в декабре 1923 г. от итальянского посланника, как сам премьер-министр (о титуле Дуче пока речь не шла) упомянул в беседе с ним: дескать, «у него (Муссолини) решительный поворот в русском вопросе произошел еще в прошлом году после разговора» с Красиным[1692].

Надо отметить, тогда, при первой встрече, благосклонность Муссолини, который «проявляет желание с нами пококетничать»[1693], позволила Красину и его спутнице не ограничиваться Римом и Таорминой. Неаполь, Помпеи, Сицилия… — вся Италия была к их услугам.

Ну, а дальше последовало приятное: надо же утомленному неравной борьбой с международным империализмом большевику погреть косточки после скучного пребывания в составе советской делегации в промозглой Голландии, где «ветер сшибает с ног, на море буря, и само оно имеет вид грязной лужи». Одним словом — «возмутительная погода». «…Да и серость эта небесная надоела изрядно, забыли, какое небо бывает синее»[1694].

Вот читаешь вышеприведенное письмо Леонида Борисовича от 6 июля 1922 г. и невольно приходишь в ужас от тяжелой доли дипломата (хотя бывает и такое, по личному опыту знаю), особенно от климата Нидерландов[1695]. Но уже через пару-тройку дней, оторвавшись от важных государственных дел, нарком пишет другое письмо. В нем тоже и про плохую погоду, и про «свинцовое осеннее небо, холод», и про «страшное уныние». И вдруг: «Как у тебя с визой? Если ты ее получишь, я был бы счастлив с тобой здесь увидеться. И даже незачем оставаться в Роттердаме, а можно бы остановиться в Гааге или даже в Schweningen’е (это в 10 минутах от Гааги, морское купание, где мы живем). Если конференция пойдет как сейчас, то у меня довольно много времени и мы много могли бы быть вместе»[1696]. Оказывается, дело совсем не в погоде, а в женщине, другой женщине, появившейся в жизни Леонида Борисовича и быстро завладевшей всеми его чувствами и мыслями. Как это произошло, мы уже с вами знаем.

Естественно, как истинный джентльмен Красин отправился на курорт не один, прихватив с собою Тому, Тамарочку Миклашевскую. Понятное дело, в связи со служебной необходимостью. Ну, и не то чтобы он не приглашал законную супругу с собой на отдых. Но делал это как-то вскользь, неопределенно, ссылаясь на неясность собственных планов: «Отпуск мне дан, но когда я его использую — неизвестно»[1697]. И Любови Васильевне пришлось отправиться в Италию одной, ибо супруг на тот момент был чрезвычайно занят делами. Так в очередной раз пришлось ей проглотить эту горькую пилюлю, смирив свою, подпитываемую ревностью, гордыню.

И вот здесь возникает интересный вопрос: была ли его молодая любовница в тот момент беременна от Леонида Борисовича? Судя по его письмам жене, в феврале 1923 г. супруга Фрумкина родила. При этом Красин расписывает своей супруге ужасные условия, в которых ей приходилось произвести на свет ребенка.