Расписание школы жизни

Есть интересный пример-иллюстрация того, как человек может делать для Бога то, что Ему совершенно не нравится. Мне рассказал эту историю один бизнесмен, бывший банкир. Он прочитал, что, если человек хочет очень быстро духовно прогрессировать, то ему нужно есть только освященную пищу, предложив ее Господу перед Его изображением с преданностью и любовью. Недолго думая, он купил на рынке самую дорогую, большую и жирную курицу, с любовью и преданностью натер ее чесночком, перцем и луком, сделал чудеснейший соус, полил им ее и с любовью запек, после чего, все так же, с любовью и благодарностью, предложил Кришне. Потом он рассказывал мне: «Александр! Бог, воистину, бросил Свой взгляд на нее! Вкусней этой курицы я в жизни ничего не ел! Вкус у нее был просто нереальный!.. Но ночью у меня началась рвота с поносом! Меня «полоскало» так, что я думал, что не доживу до утра! Утро я встретил, лежа в обнимку с унитазом – я не мог даже встать, совсем не было сил… С того дня я почему-то не могу даже смотреть на мясо!» Чуть позже он узнал, что, оказывается, Бог мясо не ест, и Ему можно предлагать только фрукты и блюда из растительных и молочных продуктов, но без лука и чеснока. Так Бог очистил его от желания есть что-либо другое! У меня тоже был подобный случай. Когда я прослужил в армии почти год, моя мама со средним братом, преодолев полторы тысячи километров, приехали, чтобы, наконец, меня снова увидеть. Тогда меня первый раз за всю службу отпустили в увольнение – на целых два дня. Командир батальона разрешил мне не возвращаться в часть на ночь. Днем мы побывали на Красной площади, съездили на ВДНХ – посмотрели Москву и под вечер вернулись в гостиницу. Кто был в армии, те знают, что это такое: после стольких месяцев заключения в части, ежедневных «полетов» и построений вдруг спокойно остаться с близкими на целые сутки. Мне не пришло в голову, что маме вздумается везти с собой за сотни километров какую-то еду для меня, и я не предупредил ее, что давно стал вегетарианцем. Я не писал ей об этом, чтобы она не волновалась: «Боже мой! Там и так-то есть нечего! Что же он там будет есть?!» Но, как оказалось, я плохо знал, что такое мама.

Мама целый месяц готовилась к этой поездке – она привезла сделанную для меня по особому рецепту домашнюю сушеную колбасу, от которой я, конечно же, мягко отказался. Тогда, проведя с полчаса на кухне гостиницы, она разогрела и стала ставить на стол все остальные блюда, в приготовление которых вложила немало материнской любви, времени и усилий. И, поскольку все они были с мясом, я снова был вынужден отказаться: «Мама, прости, что я тебе не сказал, но я это не буду, я мясо не ем!» Мама видела мое сопротивление, но остановить ее было уже невозможно – с возрастающим волнением и тревогой во взгляде она продолжала предлагать мне то одно, то другое: «Тогда хоть вот этих котлеток поешь, они свежие, я только что их пожарила, сочные, вкусные, с соусом…» – «Мам, я это не буду, прости…» «Ну тогда хоть яички, как ты любишь, с майонезом» – «Мама, яйца я тоже не ем». Тяжело вздохнув, мама достала и положила передо мной свой последний, свой главный подарок: запеченную курицу. Было совершенно очевидно, что это была самая лучшая, крупная, жирная курица, и мама, наверное, с трудом ее отыскала, долго и с любовью готовила, и потом еще очень долго везла. «Ну, курочку тогда хоть поешь, птица ведь – это не мясо…» – «Мама, курицу я тоже не ем…»

И тогда мама села на железную койку дешевой гостиницы и беспомощно просто расплакалась. Я сел рядом и обнял ее за плечи, пытаясь успокоить, но это не помогало – она плакала все сильнее и сильнее: «Что такого плохого я тебе сделала?? Неужели я настолько плохая мать, что мой сын не хочет ничего от меня принимать?? За что ты меня так наказываешь???» Братишка смотрел на это все в полной растерянности. «Боже мой! Что я за сын?!» – подумал я и, готовый провалиться сквозь землю, сказал: «Прости меня, мама! Прости, я дурак! Спасибо большое! Конечно, я съем все, что ты привезла!!» Сначала я подумал, что, может быть, мне удастся взять все это в часть и раздать там друзьям, но мама смотрела на меня так, что стало совершенно ясно – отступать больше некуда: мне действительно придется есть это все прямо здесь и сейчас.

И я съел все это на глазах у моей мамы, которая долго еще не могла успокоиться и продолжала вздрагивать и икать от слез.

На тот момент я уже несколько месяцев питался только морковкой, капустой и проросшей пшеницей с медом и цветочной пыльцой и благодаря этому различал очень тонкие вкусы. Когда я положил себе в рот первые несколько кусочков мяса, меня чуть не вырвало – вкус был такой, как будто ко мне в рот попало содержимое унитаза. Но, твердо решив, что лучше умру, чем позволю своей матери плакать, я продолжал есть, глубоко сожалея, что довел маму до слез.