Мы шли до самого темна. Я и Женя едва успевали за неутомимым Зайчиком. А когда стемнело — остановились. Выбрали место для ночлега в глубокой низине, у шумевшего подо льдом ручья, костер развели возле огромной, поваленной бурей ели. После ужина отгребли головешки и золу подальше от места, где был костер, и сюда, на горячую землю, набросали разлапистых веток пихтача и улеглись на них рядком, прислушиваясь к убаюкивающему таежному шуму. От земли шло благодатное тепло, и слегка дурманило от пряного аромата нагретой ею, словно разомлевшей, пихтовой хвои…
«Скажите, Кузьма Данилович, — спросил я Зайчикова, — почему урочище, куда мы идем, называется Рокотун?» — «Ента-таво, знатное урочище. Там, на склоне широкого распадка, давние обвалы вроде как бы площадку и пещеру образовали. На краю площадки, у самого подножия каменной стены, пробился незамерзающий родник. Его шибко большая вода с высоты на камни падает, пенится, шумит, рокочет на камнях. Вот и прозвали родник и все урочище Рокотуном. Ежели идти вниз по течению ручья, встретишь пихтовую долину. Когда-то здесь было, ента-таво, стойбище лесных людей-гольдов». — «А разве теперь их там нет?» — включился в разговор Женя, до того молчавший, вроде бы уснувший. «Давно нету. Они, ента-таво, ушли далеко на север». — «А почему ушли?» — «На то были шибко большие причины, ента-таво. Переселенцы тут обстраивались. По долинам, по берегам речек — все ближе к хребту Сихотэ-Алиня продвигались. Так те переселенцы и заготовители леса нещадно секли дубовые рощи, кедрач, ягодники, виноград. Потому оттель и бегли на север, к верховьям Имана, Бикина, Хора и к Амуру, целые табуны кабанов, изюбрей, белок… И хищники за ними потянулись — тигры, рыси, лисы… Стало быть, охота шибко оскудела — гольды и снялись отседова». — «Разве гольды живут только охотой?» — «Шибко большие они охотники и рыбаки. Сбирают ягоды, грибы, орехи. Но не пашут и не сеют. Чтоб огород или скотину заводить — шибко большая у них редкость». — «Они зверей, говорят, не стреляют». — «Правильно, спокон веку без ружей охотятся. Был у меня знакомый гольд Максимка…»
И вдруг Зайчиков пробормотал что-то невнятное и замолчал.
«Ну так что — Максимка?» — спросил чуть погодя Женя.
Зайчиков не сразу ответил, словно бы затаился. Повздыхал едва заметно, а заговорил нехотя, продолжительно и неестественно позевывая. Ему вроде бы однажды Максимка рассказывал, как гольды охотятся без ружей на диких кабанов… Поздней осенью, когда холодало и выпадал снег, гольды выслеживали табуны кабанов, ходивших к водопою. Заметив, что звери барахтаются в воде, гольды быстро вставляли длинные, хорошо наточенные ножи, лезвиями кверху, в заранее сделанные дырки в бревнах и колодинах, лежавших поперек кабаньих троп. А потом неистово кричали, наступая на стадо. Напуганные, обезумевшие звери неслись в тайгу по своим привычным тропам и, прыгая через лесины, натыкались на ножи. Охотникам оставалось лишь добивать смертельно раненных кабанов. Это гольды называли большой зимней заготовкой мяса.
«Э, да мы шибко заговорились!» — воскликнул Зайчиков, протяжно зевая; вскоре он захрапел.
Рано утром пошли дальше, блуждая по склонам каменных горных отрогов. Зайчиков все чаще останавливался и внимательно изучал наброды зверей на снегу. А пологий склон одного из отрогов наискосок пересекали людские следы. Зайчиков еще более насторожился. Здесь, по его мнению, спешно и налегке прошли два молодых охотника.
«Вот видите, ента-таво, как они широко шагали. А где шибко круто — на носки становились. Стало быть, это молодые мужики. Спешили куда-то. Даже на самой вершине отрога не передохнули». — «Может, один из них и был Назар?» — предположил Женя. «Нет, Назара не было. Ён уже старый, чтобы так бегать по кручам. К тому ж и ступни ён ставит заметно врозь».
Около полудня добрались до Рокотуна.
С первого взгляда этот родник покорял своим величием. Из многих природных источников приходилось мне пить студеную, чистую воду. И всегда восхищала неповторимая их прелесть. Они всегда несли с собой свежесть и бодрость, душевную легкость и удивительно добрый настрой. От них я уходил с грустью, как от надежных друзей. И думалось порой: хорошо бы таким родникам, как уникальным явлениям природы, дать названия, чтобы увековечить эти живительные источники, обложив разноцветными каменьями, прикрыв резными навесами…
Рокотун — единственное в своем роде чудо природы. Вода его вытекает из довольно большого, с ведерный круг, отверстия, черневшего под отвесной скалой, наполняя глубокую чашу двухметрового диаметра. Нижняя часть ее — словно бы специально выгнутая гранитная глыба; верхняя часть — плотно пригнанные одна к другой каменные плиты — сооружение безымянных мастеров. Мощной, тугой струей проливается изумрудно-чистая вода через как бы слегка склоненный край чаши — и рокочущим водопадом хлещет по валунам распадка…