Нашу немую сцену прервал подошедший дед Евсей: «Ну шо, хлопци, найшлы могилку Горбыля?» — «Нашли, дедушка, вот тут и покоится дядя Леон, — ответил я, вздыхая, и спросил: — А что, дедушка, это вы прибрали могилу и положили на нее венок?» — «Ни, ни, я тут нэ був раньше, мы ведь з вами пришлы разом. — Он прищурился: — Бачу, шо тут хтось був, но хто такий, нэ помню, памьять у мэнэ стала як решето, ничого уже нэ дэржить».
Мы возложили венок на могилу, начали трапезничать.
После третьей рюмки дед Евсей крякнул: «Добре пошла!»
А это, по его словам, означало, что покойный Горбыль доволен посещением его могилы племянником.
«Мне бы хотелось сфотографироваться у могилы дяди, — подмигнул я старшему лейтенанту. — Не сможешь ли побыстрее привезти фотографа?»
Поняв меня с полуслова, Сидорин направился за ограду кладбища, где стояла его лошадь, запряженная в повозку.
Через полчаса он вернулся с фотоаппаратом, сказав, что взял его у товарища. Сделав нужные снимки, отправились в обратный путь. Возле ворот кладбища я сказал деду Евсею, что, по христианскому обычаю, с кладбища ничего недоеденного и недопитого не выносят. Но оставшаяся у меня бутылка водки не почата, значит, не грех взять ее с собой. Вручив ее деду, попросил помянуть дома моего «дядю». Тогда дед Евсей растрогался и вдруг сказал то, чего мы никак не ожидали: «Вот шо значить ридна кровь. Уля тоже дала мэни гроший на пивлитру, шоб помянуть батьку Ливона». — «Какая Уля?» — У меня едва не перехватило горло от неожиданности. «Ну, дочка Горбыля. Я сичас вспомнив, шо вона недавно тоже тут поминала батьку и дала мэни гроший». — «Она в Бикине живет?» — «Ни-и, вона приихала из етого, ну як ево, со станции… вот опять забув». — «Она одна здесь была». — «Ни-и, их було двое, ще була Улина матырь». — «Какая мать, ведь жена Горбыля умерла раньше его самого». — «Та ни, то була ни ридная, а крэстная матырь Ули — Мирониха. Вона живеть одна — через десяток домов от моей хаты. Я помню, шо у Ули с собой здесь, на кладбище, не було малых гроший, так вона позычила их у Миронихи. Та из-за пазухи достала кошелечек и отщитала мэни на пивлитру для поминок Лиона». — «Отвези деда домой, — сказал я старшему лейтенанту, отойдя с ним чуть в сторону. — Пусть он покажет тебе избу Миронихи. Зайди к ней и уточни, кто такая Уля и где она проживает. А я подожду тебя в гостинице».
Минут через сорок он с огорчением рассказывал мне в гостинице, что Мирониха встретила его неприветливо, даже странно. Сидела за столом будто немая, как истукан, только мычала в ответ на задаваемые ей вопросы.
«Почему?» — «А черт ее знает! Я и сам не понял, что с ней». — «Может, вы не у Миронихи были, не туда зашли?» — «Что вы, Петр Петрович, это была Мирониха. Дом ее мне показал сам дед Евсей». — «Тогда вот что, Денис Иванович. Надо вам немедля ехать к деду Евсею. Подбросьте его к дому Миронихи, Если это та женщина, что была с Улей, то пускай дед уточнит нужные нам сведения… Только вы на этот раз в дом не заходите».
Вскоре старший лейтенант Сидорин, вернувшись в гостиницу, положил передо мною на стол старый конверт с обратным адресом Ули: «Хабаровский край, станция Хор, железнодорожный поселок, 2, квартира 7. Зимина Ульяна Леоновна».
К чести деда Евсея, он выполнил все, о чем просил его старший лейтенант Сидорин, побывал в доме, на который указывал. В нем действительно жила Мирониха.
Но что же с Миронихой? Оказывается, в прошлый раз, когда Сидорин шел по двору ее дома, отбиваясь от злой цепной собаки, остроглазая старуха, поглядывая в окно, приметила на незваном госте хромовые сапоги и галифе с голубым кантом. Подумала, что это «замаскированный» милиционер пришел штрафовать ее и изымать самогон, первач, который только что гнала. Вот и обомлела от страха.
Мы решили: нужно, не мешкая, найти Ульяну. Когда я стал собираться в Хор, старший лейтенант Сидорин изъявил желание поехать со мной, заявляя, что ему тоже небесполезно знать, что расскажет Ульяна. Я не возражал, понимая, что ему после моего возвращения в Хабаровск предстоит здесь, в Бикине, заниматься делами, связанными с предстоящим мероприятием.
На станцию Хор наш поезд пришел часов в семь утра. Мы разыскали контору «Заготзерно», в которой Ульяна работала счетоводом, — здесь мы и беседовали.
Муж Ульяны — шофер, сынишка учится в 5 классе. Ей едва перевалило за тридцать, и она выглядела по-девичьи стройной и энергичной. Во всю щеку ее сиял румянец, глаза были цепкие, проницательные.
«Ульяна Леоновна, нами, сотрудниками госбезопасности, задержан человек, пробравшийся в Приморье из-за границы. Он утверждает, что ваш отец когда-то помог ему уйти в Маньчжурию. Поэтому мы хотели бы поговорить о вашем отце».