Расплата

Мы вроде бы зашли в тупик. Преступник, видимо, сумел глубоко замаскироваться, не так-то просто его найти, не имея никаких надежных зацепок. Очевидно, следствие по делу Дрозда Назара пора кончать, а на «часовщика» объявить розыск через органы МГБ-МВД по Дальнему Востоку и Сибири. Такое решение нам казалось логичным. Ведь «часовщик» скрывался около десяти лет после получения в Бикине одногодичного паспорта и пять лет со времени исчезновения из Ворошилова-Уссурийского. Времени утекло немало — преступник действительно сумел глубоко замаскироваться…

Меня и следователя Мазаловича вызвал генерал Шишлин.

«Что же получается?! — сказал он. — Выходит, что свои недоделки мы будем перекладывать на плечи других товарищей? Так поступать не годится… — Он пристально посмотрел на меня: — Считаете ли вы, майор Батищев, что в Ворошилове-Уссурийском, где «часовщик» прожил пять лет, достаточно глубоко изучили его образ жизни и связи?»

Я ответил, что не смогу сделать такого вывода.

«Тогда надо продолжить розыск…»

Опять Ворошилов-Уссурийский. С местными чекистами заново проверяю связи разыскиваемого, шаг за шагом изучаю его поведение. И след «часовщика» наконец отыскался.

Ниточка поиска дотянулась от буфетчицы Шевелевой, у которой когда-то квартировал «часовщик». На наши вопросы она отвечала явно неохотно. Ничего подозрительного вроде бы за ним не замечала: постоялец был тихим, никуда не выезжал, знакомых не имел. Бывал только на работе — в промкомбинате, в магазинах да на рынке.

Но вот я и сотрудник особого отдела капитан Долотов, выйдя однажды из дома Шевелевой, повстречали у калитки почтальона — молодую разговорчивую женщину. Познакомились — она назвала себя Катей. Капитан Долотов пошутил, показывая глазами на ее почтовую сумку: «Вот и мы писем дождались». — «Писем нет, только газеты», — бойко ответила Катя. «Вы давно здесь работаете почтальоном?» — полюбопытствовал я. «Давненько. Лет десять. А что такое?» — «Квартиранта Шевелевой не знали?» — «Егора-то? Знала». — «Он получал газеты, письма?» — «Газеты получал, а вот письма… Не помню. Но если вас что-то интересует о постояльце, — улыбнулась она, словно извиняясь за свою память и лукаво поглядывая на окна дома Шевелевой, — то от хозяйки немного узнаете». — «Почему?» — «Да потому… Для Егора она была не только квартиросдатчики!» — Катя натянуто рассмеялась. «Простите, уж не вашей ли соперницей она была?» — подмигнул ей капитан Долотов. «Соперницей была, но не моей». — «А чьей же?» — «Егор больше знался с Иркой Супрун. — Катя вдруг покраснела: — Ну и бог с ними… Разболталась я с вами. Прощевайте…»

И часа не прошло — нам сообщили, что Ирина Владимировна Супрун, тридцати трех лет отроду, работает дежурной в городской гостинице, где характеризуется не лучшим образом.

Мы беседовали с Ириной в милиции на другой день после ее дежурства, часов в одиннадцать утра.

В кабинет вошла невысокая, начавшая, видно, недавно полнеть, настороженная, но с насмешливым взглядом, смазливая на вид женщина с накрашенными губами.

Разговор с ней сложился напряженный.

«Ирина Владимировна, садитесь, пожалуйста, мы хотим побеседовать с вами», — сказал я. «Что вам надо от меня? — Голос у нее оказался неожиданно грубым, словно прокуренным. — Опять нотацию будете читать?» — «Не понимаю, о чем вы говорите?» — «Чего уж там непонятно! Опять будете учить, кого и где мне любить, а кого стороной обходить. Это мое личное дело…»

Позже мы узнали, что администрация гостиницы в кто-то из сотрудников милиции не раз делали внушение легкомысленной Ирине, чтоб на работе с мужчинами — постояльцами гостиницы — была посдержаннее и поскромнее.

«Ирина Владимировна, — сказал я построже, — мы сотрудники госбезопасности, и нас интересует другое». — «Ишь, моей персоной уже и вы заинтересовались». — «Не столько вашей, сколько вашего знакомого». — «Ну коль так, тогда я пошла. — Она приподнялась со стула: — О других мне ничего не известно». — Она направилась к двери. «Постойте, Ирина Владимировна, взгляните на эти фотокарточки!» — Я положил на стол пять снимков одинакового размера, среди которых были «часовщик» и «барнаулец».

У нее, видать, проснулось вдруг женское любопытство — она наклонилась над столом, жадно впилась глазами в фотокарточки.

«Кого-нибудь знаете из этих людей?» — «Ежели и знаю — что с того?» — «Ирина Владимировна, должен вам разъяснить, что согласно закону каждый советский гражданин обязан давать правдивые объяснения представителям государственных органов. Прошу вас сесть и не капризничать!» — сказал я, напряженно улыбаясь.

Она села на стул, уже по-другому, внимательно оглядела снимки и, ткнув пальцем в «часовщика», сказала: «Вот этого знаю. Моргун Егор, часовой мастер, жил у буфетчицы Шевелевой. Остальных сроду не видала».

Она неожиданно притихла, сгорбилась, показалась старше своих лет, в модной ее прическе я заметил серебристые пряди волос.