Расплата

Софико тоже казалась смущенной. Она спросила, когда я приехал, хотя минуту назад, прежде чем поцеловать меня, уже задавала этот обычный вопрос. Она почему-то избегала моего взгляда. Кажется, и Вахтанг чувствовал себя несколько не в своей тарелке, но, честно говоря, в этом не было ничего удивительного — мы не встречались много лет, хотя когда-то все трое, так или иначе, были близки…

Впрочем, к тому времени, как я оставил Тбилиси, нас уже вряд ли можно было назвать друзьями. После того памятного вечера, когда я пьяный заявился к Софико, мы с ней не встречались ни разу. Сейчас я видел в ней чужого человека, и не волнением объяснялась скованность и неловкость, а отчуждением, возникшим между нами, которое само по себе было незнакомым и непривычным. Возможно, что мне вспоминалась моя давнишняя исповедь, и я стеснялся этой счастливой пары, но все-таки был рад видеть их. Много воды утекло с той поры, жизнь каждого из нас в корне преобразилась, изменились и наши отношения друг к другу, и сейчас, когда случай свел нас, внезапно вспыхнувшая радость явилась отзвуком той былой, милой любви, которая связывала нас в прошлом. Независимо от нас будто ожило какое-то угасшее чувство, но прошлое оставалось прошлым, и той старой любви уже не существовало в прежнем виде, изменились и мы, ее незадачливые носители. Должно быть, этим и объяснялось чувство неловкости, которое мы, все трое, невольно испытывали вместе с радостью.

Мы стояли на краю тротуара. Пекло полуденное солнце. Новенькая «Волга», из которой вышли мои друзья, мешала движению автобусов и троллейбусов — рядом находилась остановка. Народ на остановке недовольно поглядывал в нашу сторону.

— Тебе куда, Тархудж? Поехали с нами! — предложил Вахтанг, обошел машину спереди, открыл дверцу и сел за руль. Изящно покачивая станом и постукивая каблучками, Софико приблизилась к машине и устроилась рядом с Вахтангом. Я открыл заднюю дверцу… Вахтанг завел мотор, обождал, пока народ поднимется в троллейбус, обогнал его, потом переключил скорость, помчался на третьей. Я молча смотрел на профиль Софико, сидящей вполуоборот ко мне.

— Куда тебе? — не оглядываясь, крикнул Вахтанг.

— Если можно, подбрось до вокзала, — ответил я и подумал, не обременяю ли их. Должно быть, совершенно бессознательно я наделял Вахтанга — владельца машины — некоторыми преимуществами по сравнению с собой. Не говорил ли во мне комплекс бедности?

— Чего тебе там понадобилось?

— Мне надо взять билет.

— Ты надолго приехал?

— Сегодня вечером уезжаю.

— А приехал когда?

— Вчера…

— Снова бежишь от нас, Тархудж? — засмеялась Софико.

Машина катила по Верийскому спуску, и в окне на мгновение показалась Махата, многочисленные домики на ее склоне, белый костел с круглым куполом, в котором мы с Софико однажды слушали орган. Кроме нас, в костеле никого не было, на органе играл пожилой мужчина. Давно это было, давным-давно, тогда мы часто гуляли вдвоем, и неясность наших отношений доставляла мне тайное удовольствие… Потом мы пронеслись по Верийскому мосту, в глаза бросились круглое здание цирка, взобравшееся на вершину холма, мост Челюскинцев, Кура, как-то летом мы купались там всем классом — Вахтанг тоже был с нами; ныряли с парапета Муштаидского сада, плыли по течению, а у Верийского моста выбирались на берег — сверху, навалившись на перила, на нас глазели горожане. Мне вспомнился вкус пресной воды, вспомнилось, как в одних трусах бежали мы к одежде, а горячий асфальт обжигал подошвы босых ног. Прекрасное было время. Мы совершенно не стеснялись бегать по улице почти нагишом. Купанье в Куре доставляло огромное удовольствие. Вода была теплой и отдавала резким запахом тины, а мы лежали на спине и видели дома, девятиглавыми драконами возвышавшиеся по обеим сторонам реки… Я посмотрел на Вахтанга, и воспоминания стерли недавнее ощущение неловкости.

— Знаешь, кого я сегодня встретил? — вспомнил вдруг я, удобно устроившись на мягком кожаном сиденье, и тронул Вахтанга за плечо.

— Кого? — он смотрел вперед. Узкая улица была забита машинами, и мы стояли, ожидая, когда тронутся передние.

— Шалву Дидимамишвили.

— А-а, Шалву, — Вахтанг тронул машину. — Сколько лет я его не видел, как он, все пьет?

Я вспомнил, что познакомился с Шалвой через Вахтанга…

— Видимо, пьет…

Машина медленно прокладывала себе путь по улице Марджанишвили. У театра я заметил очень красивую женщину… Да, с Шалвой меня познакомил Вахтанг, и сейчас, когда я понял, что он почти не помнит бывшего музыканта, не интересуется его судьбой, я еще раз явственно ощутил, как мы отдалились. Словно это был тот и все-таки не тот человек, которого некогда знал и любил я. Теперь он производил впечатление сдержанного, делового человека. А у той красотки перед театром были высокие бедра, обтянутые узким платьем, черные, блестящие, зачесанные назад волосы… Конечно, столько лет не встречались, не мудрено отвыкнуть друг от друга, приобрести иные интересы, отчего неясность и отчуждение, словно трещина, пролегшие между нами, показались мне совершенно естественными.