Читаем Расплата полностью

Александръ Амфитеатровъ

РАСПЛАТА

Объ этомъ ночномъ нападеніи на казачій постъ много говорили по всей Эстляндіи. Жаль, что некому было разсказать правду. Вдь, когда солнце освтило обгорлую казарму, ни въ ней, ни близь нея не оставалось ни одного живого человка. Лежало одиннадцать закопченныхъ или обугленныхъ труповъ.

Пошли тогда легенды о могучей революціонной банд, о ночномъ штурм посл упорной и долгой перестрлки, о гибели казаковъ — всхъ до единаго — въ рукопашномъ бою. Пустяки. Хоть бы на то обратили вниманіе, что на трупахъ не оказалось ни одной огнестрльной раны: только колотыя или рзаныя. И все больше по горлу.

Да. Убрать въ одну ночь, въ укрпленной и защищенной казарм, одиннадцать казаковъ и скрыться безъ слда съ ихъ оружіемъ — кто же, казалось бы, способенъ на такое отчаянное дло, если не отрекшіеся отъ міра революціонеры? Не такъ ли?

Ну, а я вамъ скажу, что революція была здсь ровно не при чемъ и столько же знала обо всемъ этомъ дл, сколько.

— Мы съ вами, не правда: ли?

— Нтъ, сколько вы одинъ. Потому что я-то зналъ и знаю. Какъ же мн не знать? Это — мое дло. Я устроилъ его. Я! да — я!

Онъ говорилъ такъ мирно, спокойно, имлъ такой кроткій, ласковый видъ, былъ такой слабый, почти женственный, съ глазами, полными яснаго голубого свта.

— Я не былъ революціонеромъ. И братъ мой не былъ. Я былъ учителемъ въ город, онъ — мызникъ подъ городомъ. Однажды приходятъ казаки и начинаютъ брать людей по списку. Взяли и насъ.

Многихъ разстрляли, а насъ съ братомъ отвели на тотъ самый казачій постъ между городомъ и мызою: насъ оставили на завтра. Лежимъ, связанные, молчимъ… Что же намъ длать? Насъ двое связанныхъ, безоружныхъ, а ихъ одиннадцать человкъ — съ винтовками, молодцы одинъ къ одному. Брать лежитъ въ одномъ углу казармы, на полу, я — въ другомъ, наискосокъ, на нарахъ.

Вечеромъ подходитъ ко мн казачій урядникъ.

— Завтра разстрляемъ.

— За что?

— Не бунтуй.

— Мы не бунтовали.

— Коли взяты, — стало быть, бунтовали. Разстрлять вашего брата всегда есть за что.

— Не смете вы разстрливать насъ, какъ собакъ. Надо судить. Гд ваши офицеры? Вы должны представить насъ своему начальству.

— Ну, вотъ еще, чего вздумалъ: начальство для него безпокоить, на ночь глядя. Нон время военное: только захотть, а то мы тебя и сами, безъ начальства. И все — зря. Ты не шебарши: мы ребята добрые, цлую ночь срока вамъ даемъ. А къ начальству васъ отвести, — выйдетъ приказъ: разстрлять на мст.

Нагнулся ко мн низко-низко, шепчетъ:

— Хочете на волю?

Вы понимаете, какая горячая волна мн въ голову хлынула. Шепчу въ отвтъ:

— Сколько?

Шепчетъ:

— Я одинъ не могу, долженъ по соглашенію съ товариществомъ. На всю артель пятьсотъ рублей, по двсти пятьдесятъ за тебя и за брата. Хочешь?

Я говорю:

— Такихъ денегъ у насъ готовыми нтъ.

— Достань.

— Достать могу, но раньше сутокъ мн не обернуться.

— Хорошо. Дадимъ теб сутки срока. Оборачивайся.

— Ты, служивый, издваешься надо мною: что же я въ состояніи сдлать изъ-подъ ареста, связанный?

— А мы тебя выпустимъ.

— Выпустите?

— Да, на слово выпустимъ. Ничего: мы о теб справки навели, — вс говорятъ, что ты человкъ почтенный, слову твоему врить можно. Брата твоего у себя оставимъ въ род какъ бы аманата, что ты не удерешь. А ты ступай, ищи, приноси выкупъ. Принесешь — ваше счастье: обоихъ на волю выпустимъ — и тебя, и брата.

Я весь въ огн горю, но соображаю: мало сутокъ.

— Дайте два дня.

Такіе покладистые ребята попались, — и на два дня согласны: ура!

Вылетлъ я изъ казармы, ногъ подъ собою не слышу отъ восторга. Сейчасъ же — на первый возможный поздъ и помчался въ городъ Ф.- отъ насъ въ трехъ часахъ разстоянія. Тамъ у меня пріятель нотаріусъ, онъ же ростовщикъ… Сквалыга ужаснйшій, на обух рожь молотить, но зато у него во всякое время дня и ночи можно достать денегъ.

— Слушайте, — изъясняю ему, — вотъ какое дло приспло. Пятьсотъ рублей сейчасъ же на столъ, а въ обезпеченіе — все мое имущество. Вы знаете, у меня земля, у меня мельница. Тысячъ на двадцать, — есть чмъ отвтить.

— Такъ, говорить, но документы?

— Ахъ, есть ли у меня время, гд же возможность сейчасъ выправлять документы? Вдь же я вамъ объясняю, какъ спшно нужны мн деньги и зачмъ.

Возражаетъ:

— Я все это очень хорошо понимаю и вхожу въ ваше печальное положеніе, но какъ же я могу рисковать капиталомъ, не зная вашихъ правь на имущество? Вы съ братомъ въ общемъ владніи — не раздленные.

Словомъ, кончилось дло тмъ, что, вмсто краткосрочного займа въ 500 рублей подъ залогъ моей недвижимой собственности, совершилъ я условную запродажу этой пьявк двуногой всего моего имущества за 1,500 руб., съ тмъ, что 500 руб. покупщикъ даетъ мн на руки сейчасъ же, слдующіе 500 — когда мн потребуется, а остальные 500 уплачиваетъ черезъ годъ. Разорилъ я себя въ единую минуту, но тогда счастливъ тмъ былъ, больше того, даже благодаренъ быль ростовщику проклятому: вдь, худо ли, хорошо ли, — а дв души спасъ, меня и брата.

Лечу обратно счастливый, какъ вольная птица на крыльяхъ.

Урядникъ встрчаетъ:

— Эге?

— Получай.

Пересчиталъ деньги.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза / Проза