Расплата

— Если вы одолете казаковъ, то вамъ достанется хорошая добыча: вроятно, они еще не успли пропить первыхъ моихъ пятисотъ рублей.

— Не знаю, на твои ли, на свои ли деньги, но они ужасно пьянствуютъ вотъ уже третій день. Это очень кстати намъ — понимаешь? Итакъ, пятьсотъ и пятьсотъ, говоришь ты? Все-таки мало.

— Черезъ годъ я могу уплатить теб еще 500 рублей.

— Черезъ годъ я, наврное, буду на вислиц, да и ты тоже. Да и опять таки, братецъ мой, мало! Предпріятіе твое отчаянное. Если изъ нихъ будетъ хоть трое трезвыхъ, мы идемъ на врную смерть.

Я слушалъ Ридо, но слышалъ, что онъ только испытываетъ меня, а, на дл, ему жаль и меня и брата, онъ пойдетъ! И я сказалъ спокойно:

— Больше у меня нтъ ни гроша за душою и я не имю, откуда достать. Отдаю послднее. Остаюсь на свт — вотъ въ этой одежд, какъ ты меня видишь. Завтра буду такой же голякъ, какъ и ты.

Ридо долго молчалъ. Потомъ спрашиваетъ:

— Я твои деньги въ бумажникъ положилъ. Ты видлъ — ничего не сказалъ. Значить, согласенъ, чтобы я ихъ взялъ?

— Для тебя принесъ ихъ — теб ихъ и брать.

— Впередъ?

— Какъ хочешь.

— А если я тебя обману?

— Не обманешь.

— Казаки обманули же?

— Ты не казакъ.

Ридо долго смотрлъ мн въ глаза — взглядомъ пронзительнымъ, глубокимъ, голубымъ. У него было лицо добродушнаго бюргера, торгующаго москотильнымъ товаромъ, сандаломъ, мускатнымъ орхомъ, а совсмъ не плотью и кровью человческою.

И вотъ лзетъ онъ правою рукою въ карманъ, достаетъ свой бумажникъ и выкладываетъ предо мною — возвратно — мои пятьсотъ рублей.

— Спрячь.

— Ты отказываешься?

— Нтъ, напротивъ, соглашаюсь. Сегодня же, въ эту ночь, мы ихъ распотрошимъ. Но денегъ твоихъ впередъ брать не желаю. У всякаго другого взялъ бы — у тебя не возьму. Когда дло будетъ сдлано, тогда заплатишь. И заплатишь столько, сколько захочешь заплатить. Для другого я въ такую затю безумную не вмшался бы даже за десять тысячъ рублей, а для тебя теперь — хоть вовсе ничего не плати: пойду даромъ.

А затмъ онъ шепнулъ шинкарю слово. И понемногу начали приходить къ намъ, въ каморку, одинъ по одному, разные люди. То — темные, дикіе, страшные, неизвстные мн люди со дна. То — совсмъ приличные, обыденные горожане, которыхъ я зналъ даже по имени, и которые меня знали, но теперь мы глядли другъ на друга, какъ незнакомые, и не признавались не только словомъ, но хотя бы жестомъ, хотя бы взглядомъ, что когда-либо въ жизни встрчали другъ друга.

Со всми приходящими Ридо говорилъ что-то словами, которыхъ я не понималъ. Одни соглашались и оставались, другіе отказывались и уходили. Осталось шесть человкъ, Ридо — седьмой, я — восьмой.

Была черная ночь. И мы, восьмеро, вошли въ черную ночь. И по мр того, какъ мы шли къ городу, число наше таяло. Но я ни разу не усплъ замтить, когда отставалъ отъ насъ тотъ или другой. Они расточались въ ночи, какъ нечистые духи.

Когда мы очутились на пустыр, въ пятистахъ шагахъ отъ казачьяго поста, гд спали мои недруги, насъ осталось, изъ восьми, всего двое: я и Ридо.

Я думалъ, что мы всми брошены, я смотрлъ на Ридо съ ужасомъ, удивленіемъ, отчаяніемъ, которыхъ онъ не видалъ, потому что было темно. Но онъ приказалъ мн:

— Садись вотъ здсь на камень и жди. Я оставлю тебя одного и пойду впередъ.

Я возразилъ:

— Я не останусь. Хочу съ тобою.

Но Ридо запретилъ:

— Нтъ. Ты не умешь ходить по снгу. Снгъ хруститъ у тебя подъ ногами. Если ты мн не вришь, чортъ съ тобою. Если вришь, оставайся здсь.

Я сказалъ:

— Ридо, будь спокоенъ: я врю теб.

Онъ продолжалъ:

— Вонъ тамъ — смотри внимательно: скоро вспыхнетъ спичка. На всякій случай, я зажгу ихъ три, одна за другою. Когда увидишь огонекъ, бросайся туда смло, бги, что есть силы бжать. Это значить — часовые убиты и казарма наша. Ничего не опасайся — только не кричи. Но если спичка не вспыхнетъ, если вмсто того услышишь выстрлъ или крикъ, — удирай, братъ, тогда, удирай, куда знаешь, поскоре. Это значить — я убить. Прощай.

Ридо исчезъ въ темную ночь. И — когда онъ исчезъ, я опять таки не могъ уловить момента. Если бы я былъ суевренъ, то подумалъ бы, что онъ обратился въ кошку, потому что, дйствительно, огромная, — казалось въ темнот,- кошка шмыгнула мимо меня.

Я сидлъ на камн, ждалъ, смотрлъ.

Надъ головою горли звзды большія, зеленыя, сколько было ихъ, и какъ высоко въ неб.

Не знаю, много ли времени я ждалъ. Можетъ быть, пять минутъ, можетъ-быть, часъ, можетъ быть, два. Одно знаю: если бы я услышалъ выстрлъ, то сію же минуту перерзалъ бы себ горло бритвою, которую имлъ въ карман.

Вспыхнула искра.

Она едва блеснула въ далекомъ туманномъ мрак, а мн показалось, что — вмст съ нею — все звздное небо ринулось огнями на землю.

Другая, третья.

Я поспшилъ по ихъ направленію, какъ приказалъ Ридо. И по мр того, какъ бжалъ я, — вдали, предо мною, возникли три свтящіяся пятна. Сперва они темно и мутно алли навстрчу мн, сквозь черную ночь, потомъ стали свтлть, пунцовть, наливаться червоннымъ золотомъ. То были окна казачьяго поста. То былъ пожаръ внутри казармы.

Ридо схватилъ меня за руку.

— Стой.