Расплата

На одной из улиц Павловки еще пятой армией были оборудованы несколько блокпостов. Западное танкоопасное направление оборонял взвод морских пехотинцев числом двадцать под командой замполита Д. В центре села на КП было шесть бойцов под командованием старшего лейтенанта Бормотова, командира гарнизона собственной персоной. А на правом фланге на четырех равноудаленных постах несли службу еще двенадцать человек под началом старшего лейтенанта Кадермятова. Итого 40 бойцов десантно штурмовой роты 155 отдельной гвардейской бригады морской пехоты Тихоокеанского флота. В доме культуры правда были еще корректировщики из спецназа Тихоокеанского флота. 8 человек холулайцев, как их называли. У спецназа были свои задачи и приказ выйти из села в случае прорыва противника. До сих пор противник попыток прорыва не предпринимал. Он яростно расстреливал Павловку из всех калибров — не было и дня, чтобы в дом культуры, где находились холулайцы не прилетели с полдюжины снарядов и мин разного калибра. Правда здание дома культуры было зданием крепким (недаром построено в советские годы) и многочисленные попадания оставляли на нем рубцы и пробоины, но обрушить не смогли.

Южнее этих блокпостов на главной дороге на восточном ее крыле находился еще один блок пост, который охраняли ополченцы (морпехи прозвали их фиксиками). Ходила за фиксиками дурная слава — в случае организованного прорыва противника могли фиксики неорганизованно отойти, оголив фланги. Тут еще надо отметить, что по боевому уставу сухопутных войск оборонять Павловку должны были силы числом не меньше батальона. Это пятьсот человек с техникой. А тут всего сорок морпехов, восемь холулайцев и ополченцы. Ого-го.

Часть сельчан покинула Павловку с началом обстрелов, но были и такие, кто остался. Ежедневные обстрелы, первые раненые среди местных и обезумевший от страха и ужаса разум неисповедимыми странными путями нашел объяснение и отдушину своему горю — «Через ци гади наши по селу бьють». И потянулись по селу в сторону постов липкие косые взгляды. И прошел над дворами не то шепот, не то рокот — «У-у-у, сволота!»

На правофланговом посту два матроса наблюдали из блиндажа за дорогой, а метрах в двадцати от них на крыше заброшенного дома расположилась наша снайперская пара, присланная в усиление караула. Вокруг Павловки уже несколько дней было неспокойно, а глубокой ночью на блокпост командир передал — быть готовым к бою — около села заметили группу человек сорок. Тут как водится, началось — часам к четырем утра, когда темнота стала абсолютно непроглядной, в ПНВ сел аккумулятор и матросы начали «слушать темноту». Всем известно, что в темноте натренированный матрос определяет шаги метров с тридцати. И было так, что в блиндаже один матрос был именно натренированный, а второй, выражаясь языком морским, — салаженок пороху не нюхавший. Позывной у опытного матроса был Свят. В темноту Свят смотрел кошкой, бережно храня тишину и вслушиваясь.

— Кто-то идет, — прошептал Салага и посмотрел на Свята вопросительно. Свят приложил палец к губам, прислушался:

— Идут, — уверенно сказал Свят, достал из окопа гранатомет и посмотрел на будильник, которым в блиндаже отмеряли вахту — 3:55.

Беспорядочно и молча по огородам на блокпост шли человек десять вооруженных. Шли уверенно, не таясь. Снизу на фоне ночного неба Святу стали отчетливо видны силуэты с оружием, мачтами антенн и патронными ящиками. Вмиг обострившимся зрением он разглядел даже тактические шлема с камерами у двух передних.

«Идут и идут. Сколько же их?» — подумал Салага.

— Восемь, девять, десять — сосчитал Свят.

Совсем рядом с блиндажом идет, ступая тяжело уверенно, украинский пулеметчик и отчего-то невыносимо, предательски громко стучит сердце. Салагино сердце стучит. «Чего снайперы-то ждут?» пронеслось в голове у Салага и он покосился на крышу слева, а Свят, словно вопрос относился к нему, завел глаза к небу.

«Им-то хорошо», — глядя на крышу с тоской и ненавистью, продолжал думать Салага. «А нас тут побьют к свиньям. Вон пулеметчик уже в десяти шагах. Вон еще двое прут прямо на нас. Не видят они что-ли, сволочи, куда прут!?».