Расплата. Яростное безумие

Он тут же отошел от Валентины. Она же вообще не видела меня в ту минуту. Я решил, что это была случайность, и даже не сказал ей ни о чем.

Однако через неделю Бык вдруг пригласил мою жену на какой-то танец. Она отказывалась. Я сам это видел. Валентина мотала головой и что-то говорила, указывая на свое рабочее место — контрольный пост у входа в зал.

Бык же тянул ее за руку и в конце концов действительно вытянул из-за конторки.

Они стали танцевать, если это можно назвать танцем. Валентина, естественно, умела это делать, а Бык «танцевал» как все тут. То есть если это быстрый танец, он прыгал на месте, а если медленный — прижимал к себе обеими руками партнершу и раскачивался вместе с ней не в такт музыке…

Танец был медленный. Именно так все и произошло. Когда я увидел Валентину в объятиях этого монстра, я просто ошалел. Руки гориллы трогали тело моей жены!

В ту же минуту Бык увидел меня. Наши глаза встретились, и он усмехнулся. Что эта обезьяна сумела прочитать в моих глазах?

Я отвернулся. Мне было невыносимо видеть эту картину. Сразу после танца я подошел к Быку и предложил ему пойти в мой кабинет. Он прекрасно понял зачем и вновь усмехнулся.

— Слушай, — сказал я ему, едва мы остались наедине. — Кажется, мы так не договаривались. Ты получаешь деньги и обеспечиваешь порядок. При чем тут моя жена?

— А что? — нагло спросил Бык. — Чего ты так боишься?

Он спросил это таким голосом, что я испугался. Это было совершенно невероятно, но я вдруг подумал о том, что он говорит это таким тоном, как будто знает о моей мужской слабости. Конечно, это было невозможно. Просто мужчины иногда чувствуют такое друг про друга бессознательно. Особенно такие, как Бык.

Он представляет собой самый ненавидимый мною тип мужчины. Таких довольно много, и они всегда бывают очень довольны собой. Этакий тип мужчины-сперматозавра. Мужчины, до краев наполненного спермой. Глупые, агрессивные. Вместо сердца и мозга — сперма. Вот-вот, к она польется из ушей…

Ему совершенно все равно — кого и как… Лишь бы побольше. Испанцы называют таких «производителей» красивым словом «мучачо»… Не человек, а мускулы, плавно переходящие в фаллос…

— Чего ты боишься? — вновь спросил Бык, нагло рассматривая меня в моем возмущении.

— Я не боюсь ничего, — ответил я, сохраняя достоинство. — Просто говорю тебе — не приближайся к моей жене. Что тебе — других мало? Тут, кажется, достаточно прошмандовок…

— Порядочную хочется, — мечтательно сказал Бык. — Она у тебя красивая, порядочная, образованная… Совсем другое дело. Человек ведь должен тянуться к прекрасному. Вот я и тянусь.

— Ты меня понял? — пытаясь придать себе грозный вид, спросил я. — Или тебе нужно подробно объяснять, что я тебе это запрещаю делать?

— Что ты мне запрещаешь? — с ленивой наглостью спросил Бык, как бы потягиваясь передо мной…

Этот его жест означал две вещи… Он как бы показывал мне, насколько скучно ему со мной говорить, а с другой — как будто говорил мне: «Ну, вот он я. Попробуй, ударь меня…» Это напоминало крик шпаны в годы моего детства: «Я больной! У меня справка есть! Я тебе что хошь сейчас сделаю, и мне ничего не будет…»

Потом Бык сказал;

— Ладно. Не трепыхайся. Не стану пока…

— Что не станешь? Что пока? — взвизгнул я, чуть не подпрыгнув перед ним. Может быть, я даже ударил бы его, если бы он тотчас же не отступил на шаг и не сказал примирительным голосом:

— Да я пошутил… Не хочешь, не надо. Успокойся, не кипятись.

— Ты меня понял? — продолжал я наступать на него, сжимая кулаки в бессильной ярости.

— Понял, — ответил Бык, выходя из кабинета. — Я тебя понял.

Дискотека в ту ночь закончилась вовремя — ровно в двенадцать. Мы с Женей закрыли клуб, и я пошел домой по тихим, пустынным улицам. Валентина всегда уходила пораньше.

На улицах было темно. Освещаются более или менее хорошо только три улицы в центре. А у нас, на окраине, света почти нет. Я шел в темноте, разбирая дорогу. Была зима, вокруг лежали глубокие сугробы. Некоторые были так высоки, что превышали человеческий рост.

Видно вокруг было плохо. Обычно, несмотря на отсутствие фонарей, свет падает на улицу из освещенных окон. Сейчас же была ночь, и все окна были темны.

Вдруг из-за сугроба появились две фигуры. Они вышли так внезапно, что я даже не сообразил, кто это, и продолжал двигаться им навстречу.

Один из мужчин неожиданно бросился на меня и ударил кулаком в лицо. Я упал в снег на спину. Нападения я совершенно не ожидал.

«Только бы не били ногами, — подумал я. — Это самое страшное». Но именно это и произошло. Я не успел встать, а только перевернулся на бок, как ощутил страшную боль в правой руке.

Надо мной стоял человек, и я увидел в его руках доску. Доска была неширокая, почти как палка. Это ею он меня ударил по руке.

В глазах у меня стало темно от боли. Я закричал, надеясь, что, может быть, хоть кто-то услышит и придет на помощь. Хотя на это, конечно, надежды мало.

«Давай еще!» — крикнул второй человек, и палка опустилась на меня во второй раз.

«Только бы не по голове», — промелькнула у меня нелепая надежда. Как говорят, надежда умирает последней…