Расплата. Яростное безумие

— Да, — согласился Шмелев. — Хоть так, на машине, вспомнишь былое… Только это все не может заменить… — он на секунду замялся и добавил, отвечая на мой вопрос: — Я был командиром эскадрильи.

— Бомбардировщиков? — почему-то спросил я.

— Отчего бомбардировщиков? — непонимающе посмотрел на меня Шмелев. — Морских разведчиков. Это вас устраивает?

— Просто я ничего в этом не понимаю, — сказал я, подходя к машине.

— А почему вы заинтересовались? — спросил Шмелев, садясь за руль своего нового «вольво».

— У вас голос специфический, — объяснил я. — Твердый такой, как будто вы все время распоряжаетесь.

— Называется — командный, — улыбнулся Шмелев в ответ.

Улыбка у него была странная — как будто улыбался покойник. Смеялся только рот, глаза же оставались холодными и цепкими. Оценивающими и ни на секунду не упускающими тебя из вида. Как будто на череп натянули человеческую маску и заставили череп улыбаться… Только пустые глазницы никуда не денешь. Хотя у Шмелева они и не были пустые…

— Вы в какую сторону собрались? — спросил Боря, садясь на заднее сиденье рядом со мной.

— На Петроградскую, — сказал Шмелев. — Там банька есть отличная. Вот туда мы и завернем. И тебя в последний раз приглашаем.

— Нет, — отказался Боря, кутаясь в плащ и поднимая почему-то воротник. — Высадите меня у Гостиного Двора. Я там в метро сяду. А то с «Маяковской» пересаживаться надо.

— С «Маяковской» пересаживаться не надо, — поправил его Шмелев голосом знатока. — Тебе же на «Приморскую»?

— Да, я забыл, — согласился Боря.

Мы домчались до Гостиного за две минуты, и Боря вышел. Перед этим он крепко пожал мне руку и сказал:

— Позвоните обязательно. Книга действительно очень интересная. Она вас должна очень заинтересовать.

Я кивнул. Мне было понятно, что Боря хочет сказать что-то важное. Мелькнула мысль, что нужно бы не ездить никуда с Шмелевым, а выйти и поговорить с этим Борей… А, успеется, подумал я. Надо же как-то расслабиться. Этот Шмелев прав, пока мы живы, не следует себя хоронить. Поедем, а с Борей я еще успею поговорить.

— Куда мы едем? — спросил я, как только за Борей захлопнулась дверца и Шмелев рванул с места.

— Я же сказал — в баню, — ответил он и достал из-под сиденья переносной телефон с антенной. Чуть сбавив скорость, он вытащил антенну подальше и набрал номер. Одной рукой он вел машину, а другой набирал номер телефона, и я еще раз убедился в том, что он на самом деле классный водитель. — Але, — сказал он через минуту. — Это я. Да, я приеду… И не один, а с товарищем. Понятно? Нас будет двое… Что? Когда? Через минут пятнадцать будем. — Он помолчал, послушал, что ему отвечали на том конце, потом засмеялся и сказал: — Ну ладно, мы подождем полчасика. Только быстро. — Потом повернулся ко мне и спросил: — Тебе какую — черненькую или беленькую?

— То есть? — не сразу понял я. Потом до меня дошло, но Шмелев успел пояснить.

— Тебе девочку какую — брюнетку или блондинку? — Он полюбовался произведенным на меня эффектом и добавил: — Им же надо знать, какую для тебя вызывать.

Не скрою, я ожидал чего-то подобного, но не думал, что это будет в такой прямой форме…

— Мне все равно, — сказал я. Потом подумал: — Лучше черненькую, если уж есть такой богатый выбор.

— Он хочет брюнетку, — сказал Шмелев в трубку. — Позовите Ленку… Или Аринку, кто там еще есть у вас на примете. Давайте, готовьтесь, мы сейчас будем. — Он отключил связь и повернулся ко мне на секунду. Я увидел его довольное лицо. — Как говорил великий пролетарский писатель Николай Островский? — спросил он меня. И, не дождавшись ответа, сказал: — Жизнь дается человеку только раз, и прожить ее нужно так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы… Вот так он сказал.

— Да, — согласился я сдавленным голосом, — у вас прямо профессионально поставлено это дело. Не ожидал.

— Фирма веников не вяжет, — ответил Шмелев. — Если уж жить — то с комфортом.

— Кстати, — решился я спросить, — хотел задать вам один вопрос. Может быть, он покажется несколько нескромным и бестактным, но все же…

Я замялся, не зная, как это сказать поделикатнее, но Шмелев сам помог мне и спросил как ни в чем не бывало:

— Ты про Лиду хочешь спросить, да?

Я кивнул. Он сразу меня понял. Наверное, я был не первым, кто задавал ему этот вопрос.

— С Лидой все просто, — сказал он, уверенно маневрируя среди потока машин на Дворцовом мосту, — Она, конечно, старовата… Но зато без всяких претензий. Мужчина не может жить один — хлопотно. Нужно ведь хозяйство вести и всякое такое в этом роде. На все это времени нет, да и не хочется его выискивать.

— Но можно же и молодую найти, — сказал я, все еще не понимая, что он хочет мне сказать.