Расплата кровью

Даже измученная, она так грациозна, подметила Барбара. Совершенно уверена в себе. Абсолютно непринужденна. Находиться в ее обществе — всегда испытание, потому что чувствуешь себя такой неуклюжей, такой непривлекательной. Глядя на сдержанную элегантность этой женщины, Барбара спросила себя, как может жена Сент-Джеймса спокойно воспринимать тот факт, что ее муж и леди Хелен трижды в неделю работают бок о бок в лаборатории на верхнем этаже этого дома.

Леди Хелен взяла свою сумочку и вытащила оттуда маленький блокнот в черной обложке.

— Проведя несколько часов в обществе «Дебретта и Берка»[36] и «Мелкопоместного дворянства» — не говоря уже о сорокаминутном телефонном разговоре с моим отцом, который знает все о каждой титулованной особе, — я смогла составить довольно примечательный портрет нашего Джеффри Ринтула. Дай взглянуть. — Она открыла блокнот, и ее глаза скользнули по первой странице. — Родился двадцать третьего ноября тысяча девятьсот четырнадцатого года. Его отцом был Фрэнсис Ринтул, четырнадцатый граф Стинхерст, а его матерью — Астрид Селверс, американка-дебютантка в духе Вандербилтов, которая, по-видимому, имела дерзость умереть в двадцать пятом году, предоставив Фрэнсису растить троих маленьких детей. Что они сделал, и очень успешно, учитывая достижения Джеффри.

— Он больше не женился?

— Никогда. И даже, похоже, не позволял себе неосмотрительных связей. Но равнодушное отношение к сексу, по всей видимости, их фамильная черта, как вы тотчас же заметите.

— Разве? — спросила Барбара. — А как же роман Джеффри с его невесткой?

— Случаются исключения, — признал Сент-Джеймс.

Леди Хелен продолжала:

— Джеффри учился в Хэрроу и Кембридже. Окончил Кембридж в тридцать шестом году с отличием по экономике, плюс разнообразные награды за речи и дебаты, которые продолжались бесконечно. Но на него никто не обращал особого внимания до октября сорок второго года, а он и в самом деле оказался удивительным человеком. Он сражался с Монтгомери в двенадцатидневной битве при Эль-Аламейн в Северной Африке[37].

— Его звание?

— Капитан. Танкист. Видимо, в один из самых тяжелых дней сражения его танк был выведен из строя немецким снарядом. Джеффри удалось вытащить из горящего танка двух раненых товарищей и оттащить их в безопасное место — более чем на милю. И это при том, что он и сам был ранен. Его наградили крестом Виктории.

— И такой человек похоронен где-то в глуши, в заброшенной могиле, — прокомментировала Барбара.

— Мало того, — сказала леди Хелен, — несмотря на серьезное ранение, которое давало ему полное право не участвовать в боевых действиях, он продолжил воевать в составе союзных сил на Балканах. Черчилль пытался сохранить там британское влияние — при потенциальном превосходстве русских, и, видимо, Джеффри сделался его доверенным лицом. Когда Джеффри вернулся с фронта, то стал работать в Уайтхолле, на министерство обороны.

— Удивительно, что такой человек не баллотировался в парламент.

— Его просили. Неоднократно. Но он — ни в какую.

— И никогда не был женат?

— Нет.

Сент-Джеймс шевельнулся в кресле, и леди Хелен подняла руку, чтобы остановить его. Потом, не говоря ни слова, встала и налила ему вторую чашку кофе. Когда он слишком много сахара, лишь нахмурилась и молча же забрала у него сахарницу, куда он пятый раз запустил ложку.

— Он был гомосексуалистом? — спросила Барбара.

— Если и был, то очень осмотрительным. Независимо от предмета романов, которые могли у него быть. Ни дуновения скандала вокруг него. Нигде.

— Даже о том, что связывает его с женой лорда Стинхерста Маргерит Ринтул?

— Абсолютно ничего.

— Слишком хорошо, чтобы быть правдой, — заметил Сент-Джеймс. — А что у вас, Барбара?

Но не успела она достать из кармана пальто свой блокнот, как вошел Коттер с обещанной едой: торт для Сент-Джеймса и леди Хелен, холодное мясо, сыр и хлеб для Барбары. И еще она увидела третий куск торта — для завершения ее импровизированной трапезы. Она улыбкой поблагодарила Коттера, и он дружески подмигнул ей, проверил, не остыл ли кофейник, и исчез за дверью. На лестнице в коридоре послышались его шаги.

— Сначала поешьте, — посоветовала леди Хелен. — Глядя на этот шоколадный торт, боюсь, я не услышу ничего из вашего рассказа. Мы сможем продолжить, когда вы поужинаете.

С благодарным кивком за столь мило завуалированное понимание, столь типичное для леди Хелен, Барбара с жадностью военнопленного набросилась на еду, умяв три ломтя мяса и два толстых куска сыра. Наконец, поставив перед собой свой торт и еще одну чашку кофе, она достала блокнот.

— Я несколько часов листала в публичной библиотеке подшивки, но все, что смогла найти, свидетельствует об одном: смерть Джеффри не таит в cебе ни малейших загадок. Большую часть я взяла из газетных отчетов о дознании. В ночь, когда он умер, а точнее, ранним утром первого января шестьдесят третьего года, в Уэстербрэ была страшная метель.

— Вполне вероятно, учитывая, какая погодка выдалась в эти выходные, — заметила леди Хелен.