Расплата (СИ)

Кристина так и не смогла заснуть. Проснулась среди ночи, посмотрела на мирно спящую сестренку — а у самой перед глазами чужаки стоят, кони их с ноги на ногу переминаются… Ушли чужаки, встречи не искали — когда они с Эммой из кустов-то вышли, никого уже и не было; когда до общины добирались — никто их не преследовал, никто им на пути не попался. Может, зря переживает? Может, говорит в ней ее «правильность»? И стыд, и грызущая за ослушание совесть не позволяет забыться безмятежным сном младенца? Никогда ведь ослушаться старших не решалась, а тут… А ведь ничего особенного не случилось: ну наткнулись они на незнакомцев, ну застигли их в непотребном виде — но все же обошлось! Да и расстояние приличное было — что там чужаки рассмотреть-то могли? Почему же тяжко так, паршиво на душе, будто туча черная над головой нависла? Кристина встала, подошла к окну и даже специально в небо посмотрела — ни туч, ни облачка! Чистое, усыпанное звездами ночное небо… И тишина вокруг в преддверии рассвета.

Позади заскреблось что-то, зашевелилось, а Кристину словно стрелой огненной обожгло, будто кто-то чужой осмелился б в спальню войти. А это всего лишь Эмма проснулась да свечу зажгла, с непониманием разглядывая беспокойную сестру.

— Кристина, что с тобой? Ты почему не спишь? — всполошилась Эмма, подскочив к Кристине.

Девушка головой закачала, а саму все душит, душит нехорошее предчувствие… Лапы мохнатые, когтистые к горлу протягивает, слова выдавить не дает…

— Кристина?!

— Все хорошо, Эммочка. Ты спи, рано еще, — тихо проговорила Кристина, не желая свои страхи на младшенькую, егозу свою любимую, вываливать.

— Это из-за тех людей? Ты из-за них переживаешь? — не унималась Эмма. — Кристина, да не переживай ты так! Ничего ж они нам не сделали! А если чужаки — так сюда-то они не сунутся! А мы из общины больше ни ногой.

— Само собой, — неожиданно резко ответила Кристина. — Тебя, Эмма, это в первую очередь касается!

— Ну не сердись же, Кристиночка! Обещаю тебе, больше никаких вылазок!

— Отцу не надо ничего говорить. Узнает — и нам влетит, и сам переживать станет.

— Не скажем! Никому не скажем! А теперь пойдем спать, — заканючила Эмма, уводя сестру от окна, — вон, синяки уже под глазами отрастила — что Камиль скажет? А я ему что скажу? Почему моя любимая сестрица по ночам не спит и душеньку себе терзает? Пойдем, Кристиночка, все обойдется!

Глава 5

Через три дня приказ Филиппа был исполнен. Не взирая на попытки стражи остановить его, Адриан влетел в одну из спрятанных в полумраке комнат королевского «гарема». Впрочем, тут же смутился и пожалел о спешке: Филипп действительно оказался «занят» — одной из своих наложниц, что пристроилась меж оголенных его ног и исправно зарабатывала королевскую благосклонность.

— Я не вовремя… Прости, зайду попозже, — смутился Адриан, вовсе не желая лицезреть подобные картины.

— Стоять, — не открывая глаз, приказал Филипп. — Надеюсь, ты пришел порадовать меня сведениями о девушках?

— Да, — коротко ответил Адриан, ожидая, когда Филипп оторвется от девицы и будет готов его выслушать.

Эту девушку рядом с Филиппом Адриан вспомнил сразу, как помнил каждую, приведенную им самим в эту золотую клетку. Когда-то и она, эта юная девочка с золотистыми волосами и по-детски голубыми доверчивыми глазами, плакала и умоляла, грозилась руки на себя наложить, клялась, что не дастся Филиппу, — а теперь как заправская шлюха выполняет все прихоти похотливого короля. На ее месте должна была быть и Полина… Адриан едва ли не впервые за пять лет своей службы вдруг четко осознал всю мерзость того, что делает сам, собственными руками. На месте златовласки сейчас могла бы быть Полина, лишь по случайности спасенная и от смерти, и от позора. Проклинающая и короля, и его приспешника, упрямая гордячка, которую Филипп непременно бы сломил, если б захотел, и точно так же пристроил бы промеж ног, а она бы покорно делала все, что бы он ни пожелал. Противно. Мерзко стало. И, тем не менее, он опять пришел сюда не просто так: он пришел сломать еще две жизни — молоденьким сестричкам, приглянувшимся на свою беду Филиппу.

Филипп приоткрыл глаза и льдистым своим взором окатил спину маркиза.

— Ну, что молчишь? Выкладывай. Я тебя внимательно слушаю.

— Так и будешь с девкой промеж ног слушать? — разозлился не то на Филиппа, не то на самого себя Адриан.

— Тебя что-то не устраивает?

Адриан лишь вздохнул в ответ, про себя чертыхаясь.

— Свое недовольство лучше засунь куда-нибудь подальше, — в голосе Филиппа проскользнули недобрые стальные нотки. — Мне это начинает надоедать.

И все же девицу от себя отстранил и взглядом ей на дверь показал — мол, проваливай.

— Халат подай, — бросил маркизу.

Филипп укутался в халат и поспешил налить вина.

— Ну? Из тебя клещами каждое слово вытягивать надо?

— Кристина — семнадцать лет, почти восемнадцать. Эмма — пятнадцать лет. Баронские дочери. Около четырех лет назад покинули город и примкнули к лагерю ренардистов.

— Та, что лицом к нам стояла, — старшая?

— Да.

— Что можешь сказать о ней?