Расплата. Трилогия

   Как рассказывал лейтенант С, адмирал был глубоко возмущен таким самоуправством стратегов, заседавших под "шпицем". Заход в Носи-бэ, помимо того, что удлинял переход на 600 миль, был небезопасен и в чисто навигационном отношении, так как в этой своей малопосещаемой части Мо-замбикский пролив весьма плохо обследован, и сама лоция рекомендует плавать здесь со всеми предосторожностями, отнюдь не ручаясь за точность промера -- наоборот, -- указывая на возможность существования не нанесенных на карту коралловых рифов, круто поднимающихся с больших глубин. Нелепо было бы рисковать посадкой на мель, а может быть, и гибелью одного, если не нескольких судов, идущих к театру военных действий! -- Адмирал ответил, что если Диего-Суарец для нас закрыт, то он наметил для сбора эскадры пролив S-te Marie, куда и просит направить контр-адмирала Фелькерзама.

   В тот же день, 17 декабря, начали погрузку угля. К сожалению, угольщиков было только два (остальные находились в Диего-Суареце), так что приходилось грузиться по очереди.

   Около полдня пришла "Малайя", благополучно выдержавшая шторм.

   В 10 ч. утра 18 декабря вернулась из Таматавы "Русь". Из полученных телеграмм узнали, что 8 декабря 2 броненосных и 6 легких японских крейсеров прошли Сингапур, направляясь к югу; 2 вспомогательных крейсера недавно заходили в Мозамбик (совсем близко), но самое интересное -- контр-адмирал Фелькерзам пришел в Носи-бэ и там благополучно пребывает...

   Надо заметить, что о-в S-te Marie, на котором помещается мадагаскарская каторга, не имеет телеграфного сообщения (равно как и Носибэ -- нам только такие дикие места и предоставлялись для стоянки). Чтобы отправить телеграмму, приходилось посылать кого-нибудь либо в Таматаву, либо в Диего-Суарец, притом отнюдь не военное судно (это могли бы счесть за нарушение нейтралитета). Так как один из угольщиков уже был разгружен, его отправили в Суарец, а на нем -- флагманского интенданта, капитана 2-го ранга В., с поручением направить сюда остальных угольщиков, которые нас там дожидались, а также послать телеграмму контр-адмиралу Фелькерзаму. Последняя заключала в себе приказание: "с получением сего" идти на соединение с нами.

   Не знаю, обсуждал ли с кем-нибудь адмирал план предстоящих действий при новой обстановке, создававшейся гибелью артурской эскадры; не знаю, были ли люди, посвященные в подробности этого плана; однако даже из отдельных его замечаний, по смыслу отдаваемых распоряжений, на основании тех данных, которые чины штаба не находили нужным держать в тайне, -- общий характер решения, им принятого, обрисовывался довольно определенно: немедленное движение вперед, чтобы не дать японцам времени переменить расстрелянные пушки, отремонтировать котлы и машины, вообще поправиться, починиться, отдохнуть после 11 месяцев тяжелой боевой службы; форсированный марш на восток с теми силами, какие есть под руками, не терпя задержки, бросая по пути всех повреждающихся и ненадежных, чтобы вступить в Японское море с отрядом, хотя и немногочисленным, но состоящим из отборных, вполне исправных судов, поставив целью -- "прорыв" во Владивосток, а затем, оттуда -- угрозу путям сообщения неприятеля.

   Как обещал уже много раз, буду вполне откровенен. На нашем отряде, обогнувшем мыс Доброй Надежды, состоявшем под непосредственным начальством адмирала Рожественского, под обаянием его железной воли, -- настроение в общем было бодрое и хорошее. Не было ни слепого азарта, ни опьянения мечтами о славной победе, но глубокая, почти холодная, решимость бестрепетно следовать за ним всюду, куда бы он ни повел! Хотя бы на верную гибель!.. В этом отношении -- разногласий не было. Зато в отношении оценки целесообразности и осуществимости самого плана намечалось три взгляда: одни -- вполне разделяли мнение адмирала; другие, еще верившие в возможность приобретения аргентинских и чилийских кораблей или присоединение к нам Черноморского флота, -- находили более разумным подождать, пока не соберутся силы, достаточные для решительного боя со всем японским флотом; третьи -- открыто высказывали, что, раз уничтожена первая эскадра, которая при начале войны была (официально) сильнее японской, то вести под удары победоносного врага вторую, слабейшую первой, -- значило бы доставить японцам лишний случай пожать дешевые лавры, а потому -- надо возвращаться, так как идея прорыва во Владивосток основана главным образом на счастье, на удаче, а удача-то как раз за все время войны была на стороне японцев.