Расплата. Трилогия

   Вот была заранее выработанная картина приготовления к бою, известная каждому офицеру на эскадре. Различные особенности перестроения, зависящие от того, в каком именно направлении будет обнаружен неприятель, руководящие правила для действия артиллерии, порядок оказания помощи пострадавшим судам, перенос адмиральского флага с одного корабля на другой, передача командования и т. п. -- были изложены в особых приказах командующего, но эти подробности представляют мало интереса для читателей, незнакомых с морским делом.

   День прошел спокойно. К вечеру на "Сенявине" случилось повреждение в машине. Всю ночь шли малым ходом. В кают-компании "Суворова" офицеры сердились и бранили "самотопы" (так прозваны были корабли Небогатова). Впрочем, раздражение было хотя и естественно, но не совсем справедливо: мы сами были немногим их лучше. Наше долгое плавание -- это был длинный скорбный лист наших котлов и механизмов и мартиролог наших механиков, которым приходилось и рожь на обухе молотить, и тришкин кафтан перешивать наново...

   За ночь, по первому холодку после полугода тропиков, отлично выспались, хотя, конечно, повахтенно, то есть полночи одна половина офицеров и команды у орудий, а полночи -- другая.

   13 мая тучи поредели; выглянуло солнышко, но по морю еще стлалась густая мгла, хотя дул довольно свежий SW.

   Предполагая использовать все светлое время на проход вблизи японских берегов, где вероятнее всего было ожидать минных атак, адмирал назначил быть эскадре в средней точке ее пути Цусимским проливом в полдень 14 мая.

   При таком расчете у нас оставалось в запасе около 4 часов, которые и были употреблены на "последнее обучение" маневрированию.

   Еще раз... последний раз пришлось вспомнить старую истину, что "эскадра" создается долгими годами практического плавания (плавания, а не стоянки в резерве) в мирное время, а составленная наспех из разнотипных кораблей, даже совместному плаванию начавших учиться только по пути к театру военных действий, -- это не эскадра, а случайное сборище судов...

   Перестроение в боевой порядок (по своей простоте) еще выходило довольно сносно, но дальше... Особенно портил дело III отряд, хотя можно ли было винить в этом его адмирала и командиров? За время практических плаваний близ Мадагаскара и скитанья у берегов Аннама корабли наших отрядов, хоть несколько, получились, хоть несколько ознакомились друг с другом, что называется -- "спелись". Третий отряд присоединился к нам всего две недели тому назад, присоединился, чтобы совершить совместный переход и вступить в бой. Учиться было уж некогда.

   Адмирал Того, 8 лет не спуская флага, командовал постоянной эскадрой. Пять вице-адмиралов и семь контр-адмиралов, участвовавших со стороны японцев в Цусимском сражении в качестве начальников отрядов и младших флагманов, а также и командиры судов -- все это были товарищи и ученики Того, воспитавшиеся под его руководством.

   В данный момент мы могли сожалеть о своей неподготовленности, и... только.

   Для предстоящего боя приходилось пользоваться тем, что было в руках.

   Адмирал предполагал (и действительность вполне оправдала его предположение), что в решительном бою Того выступит во главе своих 12 лучших броненосных судов. Против них Рожественский выставлял тоже 12, которые вел лично. В поединке этих двух сил, очевидно, лежал центр тяжести боя. Разница между нашими и японскими главными силами была, и даже существенная: самый старый из 12 кораблей Того -- броненосец "Фудзи" -- был все же на два года моложе "Сысоя", который среди наших 12 стоял шестым по старшинству. Скоростью хода неприятель превосходил нас почти в 1 1/2 раза... Про главное преимущество японцев -- их новые снаряды -- мы еще и не подозревали.

   Среди маневрирования день 13 мая прошел незаметно.

   Не знаю, как на других судах, но на "Суворове" настроение было бодрое и хорошее. Чувствовалась некоторая озабоченность, но без суеты. Офицеры, чаще обыкновенного, заглядывали в команду, обходили свои части, разъясняли, толковали, даже спорили со своими ближайшими помощниками. Некоторые, вдруг надумавшись, сдавали на хранение в денежный сундук дорогие по воспоминаниям вещи, только что написанные письма...

   -- Совсем точно в отъезд собираются, -- остановил меня старший артиллерист, лейтенант Владимирский, показывая на матроса, сосредоточенно копавшегося в чемоданчике.

   -- А вы уж собрались?

   -- Я? -- удивился он... и вдруг рассмеялся. -- Представьте, уже собрался!

   -- То-то, то-то! -- вмешался в наш разговор старший минер, лейтенант Богданов, ветеран прошлой войны, раненный при взятии Таку. -- Ведь завтра, а не то и сегодня ночью -- пожалуйте в контору -- к расчету стройся!

   На этого, кажется, никакая обстановка не производила никакого впечатления.

   -- А у вас нет... предчувствия? ведь вы уж были в бою... -- спросил подошедший молодой мичман, державший в кармане руку (явно с письмом, предназначенным для сдачи в денежный сундук).

   Богданов даже рассердился.