Расплата. Трилогия

   -- Да он (осколок) навылет или засел? -- спрашивал я доктора, возившегося с моей правой ногой. -- Мне кажется, что есть там (в ране) что-то твердое...

   Отвердение? -- недовольным тоном переспросил доктор, но тотчас же поправился: -- Твердое? Ну, если и сидит -- "удалят". Ведь завтра же будем во Владивостоке, в госпитале... Там вас разделают по всем правилам науки, а пока здесь будем стараться об одном: держать в чистоте... И кой черт вы не перевязались немедленно?.. Не было бы там всей этой дряни!.. -- закончил он почти сердито. -- По крайней мере, хоть сейчас-то не геройствуйте, а уж раз свалились с ног, так лежите смирно!

* * *

   Что делалось в это время на миноносце? Какие решения принимались? -- Этим я вовсе не интересовался. Доктор сказал, что завтра мне придется лечь на операционный стол во владивостокском госпитале. Этим все исчерпывалось. Я считал (и, смею думать, по праву), что мое дело сделано, что, имея одну рану тяжелую, одну серьезную, три легких, много мелких поранений и две контузии, я, попав на корабль, только наблюдавший за боем, не сделавший ни одного выстрела ни из пушки, ни из минного аппарата, не имевший не только никаких повреждений, но даже и в среде экипажа ни одного хотя бы оцарапанного человека, я, такой избитый и растрепанный, -- просто груз, подлежащий доставке по назначению. Мне и в голову не приходило расспрашивать окружающих: -- Что и как? Это значило бы мешать им. Да если бы я и сунулся с какими-нибудь советами, то... может быть, меня не послали бы "к черту" громко, во внимание к моему положению, но, во всяком случае, отнеслись бы к подобным советам только снисходительно... "Пусть, мол, болтает, лежа на диване. Не надо его волновать".

   В двенадцатом часу дня подали завтрак, состряпанный из консервов.

   Есть я ничего не мог. С трудом проглотил чашку бульона с размоченными в нем кусками белого сухаря. Зато с наслаждением выпил два стакана горячего чая с коньяком и с лимонной кислотой. (По рецепту доктора. -- Может быть, он и еще чего-нибудь туда прибавил?) Сразу стало тепло, хорошо, и я крепко заснул на своем диване, несмотря на шум и говор, стоявшие в кают-компании.

   Проснулся по голосу флаг-капитана, который меня окликал. Отчетливо помню (а может быть, и бред), как он стоял, оправляя повязку на голове (имел три небольших осколка в затылке) и говорил:

   -- На Sud и к Ost'y -- два дымка... (Это записано 22 мая.)

   -- Ну, что ж... полный ход, -- ответил я.

   (По старой штурманской привычке -- записать "момент" -- взглянул на часы -- 3 ч. 15 мин.; записал "момент").

   -- Ну, конечно... и я так думал... -- промолвил флаг-капитан, уходя "наверх".

   Я опять заснул...

   Дальше мои воспоминания окончательно путаются. Многое из того, что и до сих пор так отчетливо представляется как пережитое мною лично, было опровергнуто свидетелями, дававшими свои показания под присягой.

   Так, например, 22 мая в своем дневнике я записал:

   "Задремал опять. Проснулся. Смотрю -- 4 ч. 15 мин. Ход, как будто, неособенный (Опытный человек, находясь в кают-компании миноносца, всегда, по сотрясению кормы, легко скажет, идет ли миноносец малым, средним или полным ходом). Кругом никого. Забеспокоился -- выполз наверх. Сидит Ильютович (Старший механик миноносца "Бедовый"). Спрашиваю ход. Отвечает: -- 15. -- Как так? сколько котлов? -- Отвечает: -- 2! -- Разве не разводили во всех? -- Нет!"

   Наделе оказывается, что я не сам проснулся, а меня разбудил волонтер Максимов, и не я разговаривал с Ильютовичем, а Максимов передал мне свой разговор с ним, добавив, что "дымки" нас заметно нагоняют. Вот почему я забеспокоился и "полез" наверх. Как ни плохо работали мои мозги, но я не мог не понять, что раз за нами гонятся, то на случай встречи и боя необходимо иметь возможность дать полный ход. Ведь миноносец с парами в половинном числе котлов -- игрушка в руках неприятеля. Что захочет, то с ним и сделает... Ведь это -- азбука...

   Где подтягиваясь руками, где ползя на четвереньках, я добрался до мостика, но влезть на него по вертикальному трапу, конечно, не мог и, уцепившись за нижнюю ступеньку, принялся кричать: "Пары!.. Пары во всех котлах!.. Пары!.. Пары!.. Чего ждете?.. Пары!.."

   На ближайшем ко мне крыле мостика я видел командира миноносца, флаг-капитана и флагманского штурмана. Это не был бред -- эпизод засвидетельствован матросом-сигнальщиком Сибиревым.

   Они о чем-то совещались между собой...

   Потом командир перегнулся через поручень мостика ко мне и крикнул: "Да! Да! Сейчас! Сейчас! -- И громко скомандовал: -- Разводить пары во всех котлах!"

   -- Есть! -- отозвался ему боцман и повторил команду.

   Мне было так трудно... Миноносец изрядно покачивало; ноги были как чужие; руки слабели; голова кружилась... казалось, вот-вот по горбатой, мокрой, железной палубе скатишься за борт...