Расплетая радугу. Наука, заблуждения и потребность изумляться

Эффектное выражение «кембрийский взрыв» употребляется в двух значениях. Оно может иметь отношение к тому фактическому наблюдению, что от времен, предшествовавших началу кембрийского периода (около полумиллиарда лет назад), сохранилось мало окаменелостей. Большинство важнейших типов животных впервые появляется в геологической летописи именно в кембрийских горных породах, и выглядит это как грандиозное взрывообразное возникновение новых жизненных форм. Под другим значением имеется в виду теория, утверждающая, что все эти типы животных действительно отделялись друг от друга именно на протяжении кембрийского периода. Или даже на протяжении всего 10 миллионов лет внутри этого периода. Данное предположение, которое я буду называть гипотезой взрыва в точке ветвления, спорно. Оно совместимо (но не более того) с тем, что я представил здесь как общепринятую неодарвинистскую модель дивергенции видов. Мы уже согласились, что если прослеживать историю двух любых современных типов животных назад во времени, то рано или поздно оба эти маршрута сойдутся на общем предке. Моя интуиция говорит мне, что, в зависимости от выбранной нами пары типов, мы будем натыкаться на этого предка в разных геологических эпохах. Скажем, общий предок позвоночных и моллюсков встретится нам 800 миллионов лет назад, общий предок позвоночных и иглокожих — 600 миллионов лет назад, и так далее. Но я могу заблуждаться, и нам не составит труда приспособить сюда гипотезу взрыва в точке ветвления, заявив, что по неким причинам (достаточно интересным, чтобы их стоило изучать) подобные экскурсы в прошлое покажут, что общие предки большинства современных типов жили на протяжении относительно короткого промежутка геологического времени — например, где-то 540–530 миллионов лет назад. В таком случае это означало бы, что родоначальники современных типов животного царства отличались друг от друга — по крайней мере, в начале указанного периода в 10 миллионов лет — далеко не так сильно, как их представители различаются сегодня. Ведь, в конце концов, в ту пору они только ответвлялись от своего общего предка, а изначально принадлежали к одному виду.

Крайняя гулдовская позиция — вдохновленная риторикой Гулда, из его собственных слов трудно определить, придерживается ли ее в буквальном смысле он сам, — совершенно иная, и она никоим образом не совместима с традиционной неодарвинистской моделью. Кроме того, из нее, как я покажу, неизбежно следуют такие выводы, которые, будь они произнесены вслух, любой счел бы абсурдными. Ее очень ясно изложил — или, лучше сказать, выболтал — Стюарт Кауфман в своей книге «Во Вселенной как дома» (1995 г.), в следующем отступлении:

Кто-то может подумать, будто первые многоклеточные создания были все очень похожи друг на друга и только впоследствии наращивали разнообразие снизу вверх, образуя различные роды, семейства, отряды, классы и так далее. В самом деле, именно таковыми были бы ожидания строгих приверженцев традиционного дарвинизма. Дарвин, находившийся под мощным влиянием зарождавшихся градуалистских идей в геологии, выдвинул предположение, что вся эволюция протекала именно путем крайне постепенного накапливания полезных изменений. Таким образом, и самые первые многоклеточные существа должны были мало-помалу происходить друг от друга.

Пока что это было неплохое изложение ортодоксальных неодарвинистских взглядов. Но Кауфман тут же выдает странное продолжение: