Распря великая. Московско-галичские войны второй четверти XV века

В Устюге Дмитрий Юрьевич пробыл два года, совершая походы на прежние собственные владения, в том числе на Галич и Вологду[395]. Этих городов ему взять не удалось, но сам факт выдвижения князя в свои вотчинные земли не мог не встревожить Василия II. Тогда же вятчане, по приказу Шемяки, ходили «на Сысолу, на Вычегду, на Вымь, погосты пожогли, храмы святей – грабили, церковное все поймали. Приступали вятчане к владычшо горотку Устьвымь, а взять не взяли, постояв на месте Копанец, зовемый Вятской луг, повернули вспять на Вятку»[396]. Люди Дмитрия Юрьевича схватили и пермского епископа Питирима, ехавшего через те места в Москву. Владыка был убежденным сторонником Василия II, участником соборного суда над самим Шемякой 1447 году, крестным отцом сына московского государя Ивана Васильевича. Пленника привели в Устюг, в «темницу метнув», мучали «ево тамо», но «владыка не убялся тово Шемяки, проклятое слово не взял (отказался снять с него отлучение. – В. В.)»[397].

Мириться с действиями Шемяки в Москве не собирались, но атаки татар отвлекали внимание слепого государя и его воевод. Особенно опасным стало нападение войска «царевича» Мазовши, сына Сеид-Ахмеда, летом 1451 года сумевшего подойти к Москве. Причем он не встретил сопротивления. Оборона Берега (укреплений по левому берегу Оки) рассыпалась. Сначала к Коломне выступил сам Василий II, но быстро вернулся в Москву. По-видимому, получил сообщение о значительности сил приближающегося неприятеля. Командование собранными войсками он поручил Ивану Александровичу Звенигородскому. Но тот, получив приказ стоять на Оке и препятствовать переправе татар через реку, его не выполнил. Узнав о приближении отрядов Мазовши, Иван Звенигородский без боя ушел с позиции. Ю. Г. Алексеев полагал, что воевода просто растерялся[398]. Н. С. Борисов более суров к этому командиру. По его мнению, он «ослушался приказа… поддавшись панике»[399]. Оценивая произошедшее, Ю. Г. Алексеев в другой, более поздней своей работе писал: «…то, что произошло, трудно иначе назвать, чем позором. Вся система обороны южного рубежа показала свою несостоятельность. Ни на Берегу, ни у великого князя не было боеготовых войск – в этих условиях прорыв противника в глубь страны был неизбежен. Уровень управления войсками был крайне низким – все держалось на импровизации. Никаких данных об организации обороны в глубине страны нет, нет данных и о маневренных отрядах для действий во фланг и тыл противника»[400].

Хотя сам Василий Васильевич со старшим сыном Иваном спешно ушел на север, но в столице оставил мать Софью Витовтовну, второго сына – Юрия, митрополита Иону и ростовского епископа Ефрема. Супругу Марью Ярославну с меньшими детьми великий князь отправил в Углич. К Москве татары подступили 2 июля, попытались взять ее штурмом, но безуспешно. Утром они ушли, уводя захваченный полон. Город тогда пострадал не столько от атаки, сколько от пожара – пламя от сжигаемых самими защитниками домов на посаде перекинулось на Кремль. Все эти бедствия отвлекали внимание от бесчинств Шемяки на севере.

Только в 1452 году к Устюгу подошла большая великокняжеская рать. Командовал ей сын и наследник государя Иван Васильевич, для которого поход на Устюг стал первым самостоятельным предприятием (боевыми действиями руководили Семен Иванович Оболенский, Федор Васильевич Басенок и другие воеводы). Оставив город (в котором затворился его наместник Иван Киселев), Дмитрий Юрьевич стал отступать на Двину. Князя преследовали, пройдя мимо Устюга и даже не отвлекаясь на осаду, но Шемяка смог уйти и на этот раз.