Распускающийся можжевельник (ЛП)

— Возможно, твое желание исполнилось.

Мои брови хмурятся при этом, его лицо расширяется от раздражающего щита слез.

— Что это должно означать?

— Легиону удалось выследить его, но на них напали повстанцы. Они казнили солдат и взорвали грузовик.

— А Шестой?

Он качает головой, упираясь локтями в бедра.

— Не было никаких признаков его присутствия.

— Отведи меня туда. Я хочу увидеть сама.

— Я не думаю, что это хорошая идея.

— Мне все равно, что ты думаешь. Отведи меня туда. Я поднимаю руку с одеяла, показывая ему изуродованную кожу, где я последние два дня резала лезвием запястья, повторяя шрам над ними.

— Мне нужно самой увидеть.

Его глаза закрываются, когда он опускает голову, и он кивает.

Папин грузовик останавливается как раз перед опустошенным пожаром грузовиком, опрокинутым на бок, с оторванным капотом. Остатки кровати-скелета лежат пустыми, брезент, который покрывал ее, скрывая Шестого, сгорел дотла.

Я выбираюсь с пассажирского сиденья и обхожу обугленные останки того, что раньше было человеческим существом, лежащим на земле, только черный шлем и маска говорят мне, что это был солдат.

Черная сажа покрывает землю вокруг автомобиля, а в воздухе витает запах горелого металла и резины.

Ощущение оцепенения разливается по моим венам, когда я осматриваю обломки, объезжая то, что осталось от машины. Я продолжаю идти за грузовиком, к искореженному можжевеловому дереву.

Что-то привлекает мой взгляд за деревом, и я иду к нему. На земле лежит порванный лоскут синего цвета с красным цветком. Рубашка, которую я купила Шестому на рынке.

Я подношу ткань к носу и вдыхаю его запах. Рыдание вырывается из моей груди, и я падаю на колени, позволяя боли и страданию снова и снова врезаться в мое сердце.

В разгар своих рыданий я пою в течение шести:

Тише, моя дорогая, вытри слезы.

Рассвело, так что оставь свои страхи в покое

Положи свою голову на мое сердце

И знай, что мы никогда не расстанемся

Ибо я здесь, и здесь я останусь

Даже когда мы далеко

Как мир, который парит вместе с крылатой голубкой.

У тебя мое сердце и вся моя любовь.

Больше никакой боли. Больше никаких страданий. Я пытаюсь убедить себя, что сейчас он в лучшем месте.

Когда я закрываю глаза, образ светловолосого мальчика проносится в моем сознании, и я падаю назад.

Я снова вижу его, тянущегося ко мне.

Ненни.

Голоса достигают моих ушей, и я поворачиваюсь к можжевеловому дереву, прислушиваясь к ним. Голоса детей.

Я вижу лица этих голосов. Светловолосый маленький мальчик и маленькая девочка с такими же светлыми волосами. И каким-то образом я знаю их имена.

Авель и Сара.

Я, спотыкаясь направляюсь к ним, внимательно прислушиваясь. Раздается смех. Мой смех. Их смех. Сводящий с ума смех, который заставляет меня заткнуть уши.

Когда я подхожу к дереву, кора покрывается красными брызгами, которые, как я предполагаю, являются чьей-то кровью, и когда я провожу пальцем по резьбе внутри ствола, голоса становятся громче, отражаясь друг от друга в моей голове.

Мешки исчезли, оставив дерево пустым внутри. Упираясь ногой в корень, я забираюсь внутрь, подтягивая колени к груди. Откидывая голову назад, я закрываю глаза и прислушиваюсь. Прислушайся к голосам.

Вместо этого меня поражает другое видение.

Рычит.

Руки тянутся ко мне.

Кровь.

Мои руки размахиваются, и я крепко хватаюсь за толстые корни по обе стороны от меня, собираясь с силами, как в моих видениях, когда лица Разъяренных людей толпятся вокруг меня.

Мои веки распахиваются, и все, что я вижу, — это темнота. Бегу сквозь темноту.

Я прикасаюсь пальцами к губам и вылезаю из ствола дерева, поднимая взгляд к ягодам надо мной. Терпкий вкус танцует на моем языке.

— Я нашел тебя здесь. В луже крови. Голос папы доносится до меня сквозь сбивающий с толку водоворот воспоминаний.

— У тебя было кровотечение.

— Тот… ребенок?

— Ягоды можжевельника подействовали на тебя, и ты потеряла ребенка. Ты была слаба. Обезвожена. И ты потеряла слишком много крови. Я вернул тебя по ту сторону стены.

— Ты сказал мне прийти сюда. К этому дереву.

— Это место, где моя жена и ребенок прятались от Рейтеров. Это обеспечивало им безопасность, пока я не смог их найти. Однако мою жену уже укусили, и она передала болезнь Кэти.

— Не моя мать. Моя мать… она не была убита… ее убили. Я смотрю на разрушенные изгибы дерева, воспоминания о моем прошлом расплетаются, как порхающая катушка ниток.

— Почему ты мне не сказал? Почему ты солгал?

— Ты страдала от подавленных воспоминаний. Диссоциативная амнезия — более технический термин для этого. Ты не знала, кто ты, откуда пришла и что с тобой случилось. Это происходит после травмы. Он потирает пальцы по бокам, как будто нервничает, но в отличие от тех раз, когда он пытался избежать моих вопросов, он продолжает.