Читаем Распутье полностью

Вагоны с винтовками, патронами, гранатами и даже пулеметами уходили в Сибирь. ЦИК Советов Сибири готовился к отражению агрессии и выступлению белогвардейщины. Кулинич в той же гостинице производил расчеты с Кузьминым и другими контрабандистами.

И каждый день разлад: то с Исполкомом, то лично с Сухановым, то с Краснощековым, Никитиным; то они вдруг запретили отправить вагон цветных металлов; об этом было доложено консульскому корпусу, вагон уже опечатали, но рабочие под шумок сумели его отправить по назначению.

И даже когда выступили чехи в Сибири, это мало встревожило владивостокцев. А тут еще консулы всех стран увещевали руководство, что выступление чехов – это недоразумение, обычный конфликт, который будет улажен мирным путем. Но в то же время англичане деятельно готовили отряды белогвардейцев, снабжали их оружием, одеждой, продуктами. Строились заговоры.

Никитин тайком пробрался на телеграф, где подслушал разговор Гады, который говорил из Красноярска со здешними генералами, а затем лично с Дитерихсом[65]. Гада просил своих товарищей не торопиться с выступлением, выждать момент и ударить так, чтобы большевики никогда не оправились от удара.

Вечерело. Никитин заторопился к Суханову. Рассказал о разговоре Гады с Дитерихсом. Суханов взорвался:

– Кто вам позволил ходить на телеграф? Ходить без моего ведома! Запрещаю. Вы этим только создаете затруднения. Сибиряки уже спровоцировали на выступление чехов. А здесь то же устроить хотите вы, мой заместитель! Так я вас понимаю?

– Но поймите, Костя, ведь они и здесь хотят выступить! – защищался Никитин.

– Только что от меня ушел американский консул. Он заверил меня, а это значит весь Совет, что здесь выступлений они не позволят.

– Но…

– Без «но»! Спокойствие и только спокойствие. Наша сила в спокойствии.

– Или в барском благодушии, – без стука вошел Кулинич, снимая перчатки, сел на стул.

Суханов презрительно посмотрел на Кулинича, хотел сказать что-то резкое, но сдержался.

– Что молчите? Я вам принес точные данные, что чехословаки завтра выступят. Чем вы за это мне заплатите? – усмехнулся Кулинич. – Может быть, позволите отгрузить эшелон винтовок и патронов, чтобы вскоре всё вернуть вам для ведения партизанской войны?

– Обойдемся без войны. Это вы без неё жить не можете, а мы сможем.

– Не верите? Не был навязчивым и не хочу быть таковым. Но хочу предупредить, что дела ваши плохи, как и наши. Ленин не раз вас об этом предупреждал…

– Ленин, Ленин, окружили Ленина разные проходимцы и авантюристы и устраивают разные провокации. Но вам мы не позволим этого делать! – почти закричал Никитин.

– Ну что ж, товарищи, ночью ждите выступления чехословаков и разной сволочи. Прощайте.

– Ждем, ждем, – хохотнул Никитин, тая в глазах тревогу. Телефонный разговор и его встревожил.

Но Суханов отвел подозрения от чехов.

– Сегодня вечером мы назначили заседание Совета. Подождите минутку, позаседаете с нами, возможно, умное слово скажете.

– Вопросы?

– О работе ЧК, которая насильно увозит в Сибирь народное достояние, покупает у контрабандистов оружие. Будем рассматривать проект торговой палаты и разное.

– Простите, товарищи, сегодня у меня снова встреча с контрабандистами, да и не хочется быть арестованным, брошенным в тюрьму. Работы много, – откланялся Кулинич и вышел.

Рано утром чехословаки разоружили красногвардейцев. Затем без выстрела арестовали всех членов Владивостокского Совета, бросили в тюрьму, заняли под штаб здание Совета.

На улицах белогвардейцы хватали большевиков. Японцы демонстративно заряжали винтовки, шумно клацая затворами.

Чехи окружили военный комиссариат. Предложили сдаться. Началась пальба. Когда по зданию было выпущено несколько снарядов, красноармейцы выбросили белый флаг. Им было обещано сохранить жизнь, но пленников окружили белогвардейцы и на глазах у обывателей перестреляли, порубили шашками. Было убито и брошено на улице до ста человек.

Начались повальные аресты и расстрелы. Кулинич и многие члены Чрезвычайной комиссии успели скрыться. Скрылся и Никитин, он не явился утром на работу, тем самым спасся. Суханов был арестован в числе первых. Краснощекову удалось бежать, и вскоре он появился в Иркутске.

10

Город Владивосток в руках чехов. Это известие пришло во все уголки тайги. А через несколько дней – другое сообщение, что город взяли под защиту союзники во имя дружбы и симпатии к русскому народу. Кто был дальновиднее, тот понимал, чем кончатся те симпатия и дружба. Советы снова будут низвергнуты, власть перехватят белогвардейцы. А что они будут делать? Как они поведут себя? Можно было только догадываться и верить слухам…

Федор Козин поспешно собирался, чтобы в ночь уйти в Каменку, позвать с собой Петра Лагутина и снова уходить на войну, но воевать уже в своем крае. Зашел Гурин, косо посматривая на Федора, долго молчал. Наконец сказал:

– Ну кто тебя туда гонит? Сидел бы дома, большевики всё это затеяли, пусть они и расхлебывают.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза