Участвовать своими средствами, своим именем в этом было мучительно. Но еще мучительнее было то рабство, в которое - благодаря лозунгу
- Не допущу! - ничего не слушая, говорил генерал, раскидывая рукой свою бороду направо и налево. - Запомните раз навсегда, милсдарь: в русской армии нет ни больных, ни раненых, ни убитых!
- Но у нас в городе на каждом шагу лазареты, вашество! - воскликнул пораженный Петр Николаевич. - Как же будем мы скрывать то, что у всех на глазах?
- Прашу не рассуждать! Вы обязаны поддерживать бодрость духа в обществе, а не нагонять на него уныние... Примите это к сведению и руководству... Не смею - э-э-э... - вас больше задерживать...
Чрез три дня вылетела целиком большая корреспонденция, присланная с фронта одним из местных офицеров. Снова, взбешенный, полетел Петр Николаевич к храброму порт-артурцу.
- Как - почему? Да у вас тут описывается самым подробным образом устройство русских окопов! - зашумел генерал. - Устройство окопов - это военная тайна, милсдарь, а вы звоните об этом на весь свет...
- Да ведь эти русские окопы давным-давно заняты австрийцами!.. - завопил руководитель общественного мнения. - От кого же это теперь тайна? От нас?
- Вы берете непозволительный тон с военными властями, милсдарь! Я так приказываю, и баста... Э-э-э... Не смею вас больше задерживать...
А на другое утро опять грозная передовица по адресу немцев: до последней капли чужой крови! Все для войны!
Но поразительнее всех был последний случай. Номер пришел из цензуры в довольно приличном виде, без больших опустошений, был выпущен, и вдруг строжайший приказ из губернаторской канцелярии по телефону: и редактору, и издателю немедленно явиться в канцелярию губернатора... Евгений Иванович с Петром Николаевичем поехали, и не успел дежурный чиновник и доложить о них, как из кабинета с искаженным бешенством лицом и с последним номером «Окшинского голоса» в руке вылетел сам губернатор.
- Это вы? Это в-вы?! - сразу задохнулся он. - Да как вы смеете помещать такие статьи?! Да вы понимаете, что я с вами за это сделаю?! В военное время они... смеют... Это измена родине - за это даже не расстрел, а поганая веревка... Что, вы рассчитываете на то, что администрация слишком перегружена серьезным трудом по обороне государства и не может достаточно времени уделять вашему поганому листку? Ашшиба- етесь! Ашшибаетесь! У меня два сына в гвардии в Восточной Пруссии пали, а вы тут у меня в губернии будете продавать армию и Россию? Н-нет!
Губернатор был совсем вне себя. Глаза его были полны бешенства. Изо рта летела слюна.
- В чем дело? Я... я решительно ничего не понимаю... - лепетал, весь бледный, Петр Николаевич. - О какой статье идет речь?
- Он из себя простачка корчит! - кричал губернатор как исступленный. - Какая статья? Это, это вот что? Что это, я вас спрашиваю? А? - ткнул он белым пальцем в обзор печати, где один абзац был резко обведен красной чертой. - Это что?!
Тон отрывка был, действительно, очень резок и страстен. «Мы готовы отдать отечеству все, - писал автор, - но какое право имеет правительство скрывать от нас положение армии? Мы согласны не знать действительно военных тайн, но нельзя же, прикрываясь этими военными тайнами, скрывать от нас общее положение дел и преследовать всякое выражение общественной мысли, которое часто совсем и не касается войны. Если дело будет так продолжаться и дальше, то обществу придется раскаяться в той единодушной поддержке, которую оно оказало вам и без которой вам пришлось бы очень туго. Мы должны твердо напомнить вам, что так мы не желаем, что хозяин страны не вы, а - мы...»
- Ну-с?! Это что?!
- Да это перепечатка из германской «Zukunft»[47]
- воскликнул Петр Николаевич. - Это статья известного Максимилиана Гардена, направленная против германского правительства!