- Но, господа, прежде всего в этой комнате нестерпимая духота...- сказала она. - Если уж нельзя открывать хотя форточек, может быть, нам лучше собираться в соседней комнате - по крайней мере, там можно окна во двор открыть...
- А почему вы думаете, что ушей нет и во дворе? - прорыдал князь. - Нет, господа, я решительно против всяких радикальных выступлений: ни бомб, ни закрытия газеты. Нельзя делать большое дело, будем делать маленькое - пока Евгению Ивановичу не надоест давать нам денег. Все-таки газета влияет на общественное мнение, все-таки она сплачивает культурные круги общества для совместной работы...
Сплачивание сил общества для совместной работы была одна из его любимых мыслей: он верил, что это возможно и очень хорошо.
- И я думаю, что лучше делать немногое, чем не делать ничего... - сказал Григорий Николаевич... - В борьбе совершенствуются силы...
- Нечего сказать: усовершенствовались! - опять засмеялась Нина Георгиевна. - Мы дышим только Божией милостью. Захотят и разгонят, и вся недолга. Они наглеют все более и более...
- Мое дело тут сторона, господа... - сказал Евгений Иванович, и в глазах его мелькнуло на мгновение страдальческое выражение. - Решайте, как хотите... Поддерживать газету я согласен и вперед...
- И спасибо... - тепло сказал князь, собирая со стола закрещенные гранки. - Ну, я пройду к Мише, посмотрю, что у него еще есть остренького из этой области и, сделав подбор, все же в Петербург с соответствующим докладом пошлю. Будем воевать, пока есть порох в пороховницах...
- Другого ничего и не остается... - сказал Петр Николаевич, которому закрытие газеты прежде всего грозило потерей большей части его заработка.
- Погодите, князь, минутку: у меня есть сенсационная новость... - сказала Нина Георгиевна. - Известно ли вам, господа, что к нам в Окшинск пожаловал сам Григорий Ефимович Распутин?
- Не может быть! Зачем? - послышалось со всех сторон. - Это действительно сенсация - надо в завтрашнем номере порадовать окшин-цев... Да верно ли, смотрите?
- Совершенно верно. Остановился у губернатора...
- Вот это так да!..
Редакция возбужденно зашумела. Князь вышел к Мише и вместе с ним занялся подбором цензурных безобразий губернаторской канцелярии. Букет получался весьма пышный. Миша, оглянувшись на редакторскую, где гудели голоса сотрудников, тихонько сказал князю:
- Алексей Сергеевич, мне надо бы поговорить с вами по очень серьезному делу... Пойдемте в экспедицию...
Он никогда не говорил
- В чем дело? - взглянув на его бледное и серьезное лицо, проговорил князь, когда они вышли в соседнюю комнату.
- Но все это должно быть строго между нами, Алексей Сергеевич... - сказал Миша, волнуясь. - Вы даете слово?
- Даю, даю... - засмеялся князь. - Вот заговорщик!
- Нет, Алексей Сергеевич, это очень, очень серьезно... - сказал Миша. - Это ужасно... но я видел своими глазами...
Он даже задохнулся немножко от волнения.
- Да в чем дело?
- Вчера поздно вечером я видел совершенно случайно, как наша Нина Георгиевна под густой вуалью вышла от полковника Борсука...
- От жандарма? - тихонько воскликнул князь. -Да-
Князь громко расхохотался - чего с ним никогда почти не бывало - и все повторял:
- Ах, комик! Вот комик!.. Ну уж подлинно, что у страха глаза велики...
- Я вас предупредил, Алексей Сергеевич, что это очень серьез-
но... - повторил Миша сердито. - Я своим глазам не поверил, но все же это так.
- Миша, милый, вы наяву бредите! Подумайте: жена Мольденке, одного из активнейших вожаков левого крыла Думы... Да побойтесь вы Бога!..
- В чем дело? - прозвучал мелодичный голос Нины Георгиевны. - Вы так смеетесь, князь, что мне прямо завидно стало...
- Нет, у нас тут свои дела... - не глядя на нее, холодно отвечал Миша.
Она пристально посмотрела на него, но ничего не сказала. Князь все смеялся и трепал по плечу Мишу. Тот зло хмурился. Петр Николаевич, выйдя в темную соседнюю библиотеку, прыскал осторожно из пульверизатора себе на руки: он побаивался туберкулеза Евдокима Яковлевича, с которым он только что простился за руку...
V
В ТЕМНОТЕ