Рассеивая сумрак. Бессонная война

– Нет. Уже второй десяток лет в Сифе существуют детские обители. Если ты сиф, то не можешь отсиживаться дома и ждать, пока твои дети вырастут. Беспризорники стали настоящей проблемой. Поэтому главная сурии издала указ о создании вот таких обителей. С рассвета и до заката ребятня находится там, а на ночь возвращаются к семье. Жизнь земледельца сложна, Нуска. А дети, которые плохо управляют дэ, в полях только мешаются.

Нуска, помедлив, кивнул. Это было необычно, но разумно. Если куча мальцов будет целый день скакать в полях, испуская дэ, то непонятно, что там вырастет. Если вообще вырастет…

Нуска и Маз наконец добрались до ворот ограды. С помощью дэ Маз отворил резную деревянную дверцу, и лекарь по тропинке скользнул в тень деревьев.

В Сифе Нуску постоянно преследовало ощущение, что он крохотный. Деревья были выше крыш Эрьяры, кусты – в рост лекаря, а трава – выше колена. Если в стенах города за растительностью ухаживали, состригая бурные заросли, то лес за стенами превратился в непролазные дебри.

Они продирались через заросли. Казалось, Нуска где-то далеко-далеко от города, во всеми духами позабытом месте. Светочи освещали покрытые мхом стволы деревьев, птицы оглушительно громко пели. Лекарю удалось услышать заунывную песню белогрудых сирек.

Хватаясь за ветви и грубую кору вековых деревьев, шагая след в след за Мазом, Нуска чувствовал, как его переполняет земляная дэ. Она струится по коже, впитывается в тело, наполняя его силами и одновременно мутя рассудок.

Маз ни с того ни с сего остановился. Он застыл возле трёх осин. Мягко коснувшись белого тонкого ствола, этот крепкий мужчина обнял сначала одно древо, затем второе, а затем третье, что поменьше. В глазах сифа застыла тоска, и с таким выражением лица он по очереди поцеловал листья осин. Так нежно, будто руки любимой женщины.

– Нуска, это мои отец и мать. И младший брат.

Лекарь сглотнул. Неловко качнувшись, стараясь не наступать на корни предков Маза, он присел на траву и коротко поклонился, задрав голову к кронам деревьев.

– Маз, не грустно ли это?

– М? – не понял сиф, который был всецело занят тем, что водил пальцами по коре одной из осин.

– Понимать, что это они, но не иметь возможности поговорить с ними, коснуться их, услышать их голоса, – уточнил Нуска, щурясь.

– Нет ничего грустнее в этом мире, чем скучать по мёртвым, Нуска.

Лекарь вздохнул. И прикрыл глаза. В его голове шелест листвы, пение птиц, вялое жужжание уже засыпающих насекомых слились в одну грустную песню. Он тихо напевал её до тех пор, пока перед глазами не вспыхнул пожар.

Нуска подскочил на месте и распахнул глаза. Его сердце колотилось, ладони вспотели, а жилы стыли. Но вокруг было тихо. Ничто не портило тихой идиллии этого места.

Маз стоял прислонившись лбом к следующей осине и что-то шептал. Лекарь со вздохом ещё раз поклонился, поблагодарил ничего не слышащего сифа, поглощённого своим горем, а затем побрёл обратно к воротам, ведущим с кладбища в город.

* * *

К полудню Сифа начала пробуждаться от оцепенения и вездесущего порядка. Стражники оставляли свои посты, громко перекрикиваясь и поздравляя друг друга. Женщины, увешанные сумами, куда-то спешили.

Проходя через центр города ко дворцу, Нуска ненадолго застыл, со вздохом оглядев готовившийся к празднику город.

Яблоня, чей ствол смогли бы обхватить только десять человек, взявшихся за руки, уходила в небеса кронами. Её посеребрённые листья шуршали так, словно звенели мягкой песнью. Сифы выстроились в длинную цепочку вокруг дерева – каждый из них подходил, чтобы положить к корням дерева спелые овощи и фрукты.

Нуска припомнил, что Маз говорил о каких-то жертвоприношениях.

«Вот такие жертвы – это правильно! А не то blathien, которое происходило в лесных племенах…».

Нуска был бы рад задержаться на главной площади, разузнать побольше о традициях сифов, а заодно принять участие в подношении фруктов, но у него имелись другие намерения. Добравшись до мшистой стены дворца, не обнесённого забором, лекарь коротко кивнул стражнику и скользнул внутрь.

Суматоха царила и здесь: кухарки и слуги носились между этажами, громко охали и поторапливали друг друга.

– Такой большой праздник! Что же это такое?! Почему яблоки всё ещё не засахарены?!

– Женщина, какие яблоки! Да ты видела эту паутину на окне?!

Нуска улыбнулся и поплёлся вверх по лестнице, прямиком в покои эрда.

Несмотря на то что весь город гудел, а лекарь и сам уже предвкушал праздник, всё его хорошее настроение мигом улетучилось, стоило ему приоткрыть дверь.

Син, которому не было никакого дела до мирских событий, просматривал очередные донесения, устроившись за длинным деревянным столом. За его спиной, в окне, на зелёных листьях мерцал тёплый звёздный свет. Возможно, это последние лучистые дни в этом году, но это совершенно не беспокоило правителя, который явно не планировал сегодня покидать свои покои.

– Син, сегодня… – воодушевлённо начал Нуска, только захлопнув за собой двери.

– Да, я знаю. Загляну на праздник после заката, – отозвался он, устроившись за столом и внимательно просматривая свои бумаги.