Расширение прав и возможностей женщин в России

Целью моих семинаров было знакомство с сотрудниками кризисного центра и возникающими у них проблемами. Я стремилась поделиться с ними силами и придумать, как мне продолжать сотрудничество. Однако мне было гораздо сложнее, чем в прошлом году. Основное отличие заключалось вот в чем: если семинары 1998 года органически вырастали из длившегося месяцами общения, то в этом году я была залетным консультантом и пыталась вести дискуссию с группой людей, которых не знала. Я больше не являлась членом группы, не находилась в курсе всех дел и пыталась собрать воедино все, что случилось за последние двенадцать месяцев. И еще: моя роль не была четкой. Октябрина тепло приветствовала меня как соучредителя, исторически все было понятно. Но кем я стала теперь? Консультантом? Подругой? Этнографом? Или просто проходящим мимо доброжелателем? Благодаря семинарам я смогла увидеть некоторые стоявшие перед группой проблемы. Но что-то сделать, чтобы решить их, я не могла, это выходило за пределы моих компетенций. Решения располагались за рамками как исследований совместных действий, так и антропологии, я остро ощущала противоречивость моего положения. Мне не хватало навыков практического участника совместного проекта (навыков ведущей, умений в организационном развитии), но даже если бы они у меня имелись, эффективно использовать их было бы невозможно. До этого я была слишком погружена в проект и близко общалась с некоторыми из основных игроков. Приручение означало, что я категорично принимала сторону моих подруг и относилась ко всему с явным пристрастием. На семинарах я выяснила, что в первые месяцы существования проекта гендерное насилие было вынесено далеко на периферию. Первые клиентки, которые обратились в Центр, либо имели то или иное личное знакомство с его сотрудниками, либо были случайными посетителями. Эти женщины не говорили о насилии в семье. Зато они обсуждали множество других, по большей части материальных, проблем. Когда я поинтересовалась о планах на ближайшее будущее, Октябрина и другие сотрудницы и волонтеры заговорили о запуске в Центре разных других проектов, которые соответствовали потребностям тверских женщин. Среди прочего говорилось о клубе трудотерапии: мыслилось, что он поможет местным женщинам вместе заняться бизнесом и просчитывать экономические стратегии. Предлагались общественный клуб, семинары по косметологии и женскому здоровью. Решения были оригинальными и напоминали о работе некоторых других центров, которые я посещала.

Однажды вечером мы вышли из кризисного центра и решили прогуляться к Волге. Вечер был прекрасным; было прохладнее, чем днем, по набережной гуляли молодые семьи и парочки. На прогулке я попыталась выяснить, какие чувства Октябрина испытывает по поводу кризисного центра. Я сказала ей, что она не похожа на человека, который получает от этого занятия радость или удовольствие, и что я боюсь, как бы оно не стало ей в тягость. Оглядываясь в прошлое, я вспоминаю, как говорила ей, что не стоит продолжать проект из чувства ответственности или дружеских чувств ко мне. Октябрина уверяла, что проект много ей дает, она была уверена, что это важная работа. На самом деле, проект помог ей пережить действительно трудные для нее времена, и она с восторгом думала о возможностях. Октябрина знала, что ей предстоит со многим бороться: она сказала мне, что хочет освоить навыки управления, и пожаловалась, что до сих пор не знает английского[128]. Октябрина устала, ей было трудно сосредоточиться, когда дел было так много. Октябрина так много сделала, чтобы я, иностранка, чувствовала себя в Твери как дома. А сама она ощущала себя чужой и в медицине, и в новой для нее сфере женских НПО. И все равно она по-прежнему была полна решимости. Октябрина была уверена, что заставит проект работать.

Центр женской истории и гендерных исследований