Рассказ Исы ибн Хишама, или Период времени

Когда мы подошли к зданию суда, увидели, что площадь перед ним забита экипажами, запряженными ржущими лошадьми, рядом с которыми пританцовывают под серебряными и шелковыми седлами мулы и ослы. Мы решили, что здесь собрались эмиры и другая знать, и захотели имена владельцев узнать. Но нам было сказано, что владельцы всей этой красоты — приехавшие на службу судейские секретари. Слава Вседарящему, сказали мы, неисчислимы Его дары. В широкую дверь мы вошли и там старика, годами согнутого, нашли, лицо его было морщинами иссечено и печатью глухоты, слепоты и старческого слабоумия отмечено. Мы узнали, что это охранник суда, сам бывший судья. Потом мы поднялись по лестнице, запруженной людьми самого разного вида и звания, которые между собой бранились и ругались, дрались и толкались, друг против друга громы и молнии метали и страшными карами один другому угрожали. Многие за шиворот других хватали и к стенке прижимали или на пол швыряли. Мы вверх пробивались сквозь эту толпу, а вокруг нас чалмы, сорванные с голов, летали. Наконец милостью Аллаха проложили мы себе путь в этой свалке и добрались до нижнего зала. Там мы увидели женщину на сносях, которая по полу каталась и как змея извивалась, родню и соседей в свидетели призывая, что супруг беременность ее отрицает. Мы попытались вперед пройти, но сделать этого не смогли, поток людей бушующий, словно морской вал, нам и шагу ступить не давал: женщины кричащие и вопящие, орущие и рыдающие, стонущие и воющие, плачущие и жалобно, как на поминках, причитающие, с голосами осипшими и с глазами покрасневшими, одни с лицами открытыми, другие — с занавешенными. Одни лежали, другие скрестив ноги сидели. Какая-то, сбросив покрывало, голову подруге подставляла, и та при ярком свете дня вшей у нее искала. Еще одна грудь обнажила и младенца своего кормила. Рядом сидящая ее примеру последовала и сразу двоих к груди приложила, а муж возле нее стоял и по ее голове сандалией стучал. Какая-то жена вторую жену своего мужа за косу таскала, а на тянущееся к ее груди дитя никакого внимания не обращала. Тут же еще трое стояли — посредине женщина разведенная, а по бокам ее — бывший муж и нынешний любовник, которые ее сопровождали. Первого она злобно ругала, а второму ладонью, хной окрашенной{136}, нежные знаки подавала. Увидели мы здесь и почтенную госпожу из гаремных затворниц, которую евнух сопровождал и, как мог, от публики, вокруг толпящейся, оберегал. Наблюдали мы также компанию распутников непристойных, что за женщинами охотятся и пристают к каждой молодой и стройной, они вмешиваются в разговоры тех, чьи лица покрывала скрывают, и предлагают уладить споры девиц, что глазками стреляют, — сначала взглядами обмениваются, потом ручки пожимают и согласия полюбовно достигают. Видели мы также сцену донельзя ужасную и безобразную, когда мужчина и женщина словно соревновались в способности непристойности произносить и гадости говорить — они друг у друга из рук мальчика вырывали, чуть ли не на части его рвали, а мальчик от боли невыносимой страдал и громко кричал. Мы к Аллаху Всеслышащему воззвали, чтобы он конец этому аду положил и ребенка освободил. Но самое удручающее из всего, что мы услыхали, это слова женщины, которая громко рыдала, и из глаз ее катился такой поток, что никаб ее насквозь промок: «Если бы женщин женщины-судьи судили, то было бы у нас больше силы, ведь мужчины всегда на стороне мужчин выступают и им над женщинами победу присуждают». Мы снова к Аллаху Всевышнему воззвали и путь свой вверх по лестнице продолжали. Лестница кишела людьми, как муравьями. Мы добрались до следующего зала, и нашему взору толпа торговцев предстала: один хлебом и сыром торговал, другой табак и кофе предлагал, третий масло и мед нахваливал, четвертый бобы и лук протягивал. Торговец мясом тут же бараньи головы на куски разрубал, а продавец ирксуса{137} свой напиток по кружкам разливал. Десятки «свидетелей» здесь толкались и свои услуги тяжущимся предлагали, за известную плату любое свидетельство можно было купить — хоть опровергнуть, хоть подтвердить. В толпе помощники адвокатов бродили, от истцов к ответчикам переходили, сети свои плели, в которые тех и других ловили. Мы в маленькую комнатку вошли, где секретари сидели, но тут же с тарелок, объедков полных, армия мух взлетела, и мы, от мух спасаясь, назад попятились, лица свои прикрывая. Вслед за нашим помощником в другую, размером побольше комнату перешли, и он отдохнуть нам в ней предложил. Мы сели, за секретарями и их помощниками наблюдая — а помощник был у каждого секретаря, он за него документы составлял. Я услышал, как секретарь, что справа сидел, всеми клятвами клялся, что если б не трамваи и не уличная толкотня, то его бы осел от осла «такого-то» не отстал. А сидящий с ним рядом клялся дедом и самыми дорогими родственниками в том, что, если бы он своего осла уздой не придержал, то он бы всех других ослов обогнал. А потом сказал: «От дедов и отцов известно, что если в хвосте осла зеленый волосок отыскать, то такого и ветру не догнать». Я обернулся налево и увидел секретаря совсем молодого и роскошно одетого — его шелковый костюм блестел и сиял и цветущий сад напоминал. Запах духов от него исходил и всю комнату наполнял. А перед ним человек стоял, он ворох костюмов в руках держал и их молодому господину предлагал. Господин один за другим костюмы брал, в сторону бросал и изрекал.